Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров - стр. 24
Несколько лет он был при ней телохранителем, носил на руках, раненную в позвоночник, плавал с ней в бассейне, возил гулять. Когда погиб Малыш, Хохол старался облегчить ее горе и все время терпеливо ждал. Она сдалась, хоть и не скоро, хоть и заводила мимоходом романы, но возвращалась всегда к нему. Хохол умел быть терпеливым и в конце этого тяжелейшего марафона все-таки получил главный приз – Наковальня вышла за него замуж, взяла его фамилию, признала, что уже не сможет без него. В последнее время она стала часто говорить о любви, чего раньше не делала, и каждая ее фраза звучала для него как музыка.
– Девочка моя, что же еще должно случиться в нашей жизни, чтобы наконец мы смогли вздохнуть свободно? – пробормотал он, отхлебывая чифирь. – Уже и лицо другое у тебя, и документы, и все – а прошлое так и не отпускает. Как мне тебя уберечь? Я жизнь отдам, только бы с тобой ничего не случилось.
– Ты молишься тут, что ли? – произнес за спиной хрипловатый голос жены, и Женька, резко обернувшись, спросил:
– Ты проснулась? Голова?
– Нет, – пробормотала она, забираясь к нему на колени, – просто глаза открыла – а тебя нет. Я испугалась.
– Ну что ты, котенок, я никуда от тебя не уйду, – обнимая ее свободной рукой, пообещал Хохол.
Марина взяла кружку, сделала большой глоток и поморщилась:
– Боже…
– Не нравится? Хочешь, я тебе зеленого заварю?
– Не уходи, – попросила она, – я не хочу чаю. Мне почему-то очень страшно.
«Знала бы ты, как страшно мне», – подумал про себя Хохол, бережно прижимая жену к груди и целуя в макушку.
Глава 8
Урал
Три вещи никогда не возвращаются – время, слово и возможность. Поэтому не теряй времени, выбирай слова и не упускай возможности.
Конфуций
Ворон расхаживал по кабинету в «Матросской тишине» и испытывал странное чувство, как будто кто-то наблюдает за ним сквозь прицел снайперской винтовки. Он то и дело прикасался рукой к налитому тяжестью затылку, словно проверял, все ли там в порядке. Это навязчивое движение уже начало злить и причинять дискомфорт, а ощущение не проходило.
– Что за ерунда? – пробормотал он, закуривая и с опаской косясь на большое окно. – Леон!
Телохранитель возник в ту же секунду, словно караулил за дверью.
– Да, Михал Георгич.
– Скажи пацанам, пусть внешние жалюзи опустят.
Леон не задал вопросов, он прекрасно понимал, что к чему. Два дня назад шеф получил письмо по электронной почте и с того момента сделался нервным и дерганым. С содержанием письма Ворон ознакомил только Леона – никому больше не доверял, а в преданности и надежности одноглазого подручного не сомневался. Кстати, в душе Ворон был очень благодарен Наковальне, опустившей его прямо при всей охране за нежелание везти слишком тяжело раненных Хохла и Леона в больницу. Ну, положим, с Хохлом-то она и без него все решила бы, муж все-таки, а вот за Леона вступилась. И Ворон, мысленно уже списавший Леона, обдумав на досуге ее слова, решил, что в телохранителе главное не внешность или габариты, а умение просчитать и предупредить, а потому Леон после реабилитации вернулся в его дом и занял там новое положение. Хотя он и находился при Вороне безотлучно, но функцию телохранителя теперь выполнял Марат – широкоплечий татарин из Казани. Его родственник Мирза в свое время «ходил» под Наковальней, был одним из пяти ее бригадиров, так что протекция у Марата имелась. Леон же перешел как бы на аналитическую работу да выполнял какие-то серьезные поручения хозяина.