Субъект. 3-4 части - стр. 25
Не в силах сдерживаться больше, я развернул ее спиной, задрал подол платья и вжал лицом в дерево. Медленно повел широко раздутыми ноздрями вдоль пробора ее белокурых локонов, отчего мои легкие от истомы будто свернуло узлом. Ее нижняя губа отпала, а на скуле проявилось розовое пятно. Я вжал ее в дерево так, словно хотел об него расплющить. Используя его как опору, я хотел занырнуть в нее как можно дальше и глубже, чтобы там, на самом дне, уже захлебнуться от преисполнявших меня чувств.
Но это падение в глубину было бесконечным, как в сингулярность, мне не суждено было достигнуть ее дна. Но я и не хотел. Я страстно не хотел достигать того, к чему в данный момент так слепо стремился, ведь это означало бы конец тех самых толкающих к действию чувств. А чувства были смыслом нашей жизни, мы жили исключительно стремлением, а не его результатом, и потому втайне от себя всегда пытались любую финишную черту немного оттянуть. Совсем чуть-чуть, буквально чтобы ее уже видеть перед носом, но все еще бежать, бежать, нестись на всех парах, задыхаясь от экстатического вожделения близкой победы, но… Миг не может быть вечен…
Я чувствовал себя эмоционально ограбленным. Мысли прояснялись, а заглушающие их чувства блекли, как солнце в позднюю осень. Опомнившись, я отлип от прижатой к дереву саамки. Она по нему бессильно сползала. Я хотел ей что-то сказать, но спохватился, что между нами языковой барьер. Да и что я мог сказать…
Быстро подхватив с земли брошенную рыбу, я прыгнул в небо прямо с места. Ветер грубо затрепал мою длинную, отросшую шевелюру, а штаны сползали, так что приходилось держать ноги раскинутыми. Летел я на пределе своих сил, словно за мной по пятам гналось нечто неотвратимое. Но чем безогляднее я сосредотачивался на полете, тем сильнее отставало то, что меня преследовало. К моменту, когда вдалеке белым пятном забрезжил трейлер, в моей голове уже не осталось ничего, кроме гуляющего в ней прохладного ветра.
*
Но почему я это делал? Уже во второй раз я позорно сбегал, как зверь, гонимый древними инстинктами. И это я, что обычно часами сидел и возвышенно размышлял о природе человека и о властвующей над телом силе воли – этой пресловутой воли просто не стало, когда я встретился глазами с саамкой. Теми самыми глазами, в которые мне теперь уж точно будет стыдно посмотреть. А возможно больше и не придется… Вряд ли она станет возвращаться после столь холодного приема. Мне хотелось немедленно вернуться туда, нагнать ее, пока она не покинула территорию моего леса… Но я так долго препирался самому себе, что когда уже решился, было слишком поздно. Окрестности уже поглотила тьма, и из окна трейлера глазом уже было не различить стоящие поодаль деревья. Наверняка она уже у себя дома, с родными, робко отмалчивается на их будничные расспросы или лежа грустит, взглядом уткнувшись в темный брезент.