Строптивая для босса. Ненавижу и люблю - стр. 10
Было отчаянно себя жаль. Я медленно разделась, бросила свою униформу на пол. И смотрела на нее всю в крошках, волосах, почти черную. Не хотелось думать, что он реально мог бы меня изнасиловать. Мерзость, – провожу ладонями по все еще всклокоченным после его захвата волосам. Пытаюсь выбросить из головы все эти гадкие мысли, но куда там, дверь распахивается и на пороге стоит Вознесенский. Не иначе пришел завершить то, что начал в кабинете.
Я пытаюсь прикрыться рукой, свожу ноги, мне ужасно неловко в одном нижнем белье под его немигающим цепким взглядом. Но Игорь не шевелится, словно врос в пол. Строгость на его лице всего лишь на мгновение уступает место растерянности. Но я заметила. Он, похоже, это понял. Так и не сказав ни слова, так же стремительно вышел, оставив меня одну.
«И что это было?» – мое смущение и страх сходят на нет.
Стараюсь не думать, что же заставило его уйти. Еще больше не хочется думать о том, что заставило его прийти. Медленно вожу тряпкой, стирая грязные разводы с керамогранита.
Ну вот и все, пол сияет чистотой, форма весело крутится в стиралке. Оглядываюсь вокруг, все ли убрала и, закинув на плечо рюкзачок, направляюсь к выходу. Иду почти на цыпочках, не хочу привлекать ничьего внимания: ни прислуги, ни тем более хозяев. Мне стыдно. И чего я хотела добиться? Подергать опасного хищника за усы? Дура, если ты лишишься после этого работы, тебе некого будет этом винить кроме себя. И придется начинать все сначала.
Глава 5
Алиса
Весь прошлый день я провела в ожидании звонка о моем увольнении, но его так и не случилось. Собираясь на работу, ловлю себя на мысли, что нервничаю больше обычного. В моей сумочке лежит восстановленная соседом Данилой машинка. И я намерена извиниться за свое поведение. Да, Вознесенский виновен, но пока я не доказала этого, нужно быть осмотрительнее и не нарушать его правила. А после уже я буду диктовать ему условия. Эта мысль меня подбадривает. Быстро выхожу на улицу, накинув капюшон бегу под моросящим дождем к припаркованной у соседнего подъезда машине и оказавшись внутри, включаю радио. Пасмурный день становится чуть радостнее и уютнее под аккорды электронной гитары и ритмичных ударных.
Коротко звоню в дверь дома Вознесенских и опускаю голову, не в силах смотреть в глаза дяде Степану. Тот молча пропускает меня в дом. В его глазах нет надменности или сочувствия. Выражение его лица такое же бесстрастное, как и в день нашей первой встречи. Все-таки это искусство – уметь держать лицо. Папа говорил, что шпион из меня получился бы никудышный, на лбу все написано.