Стрелец тебе в Юпитер - стр. 28
Псих, псих, псих.
— Ой, какая сегодня по-го-да, — влетает в офис Вероника. – Птички поют, солнышко светит, никто не болеет, — радостно тарахтит она о наболевшем.
Таких дней у нее мало. Трое детей очень любят болеть по очереди.
Я улыбаюсь. Как мало иногда человеку нужно для счастья. Чтоб дети не болели, чтобы солнышко светило, чтобы герань упала на машину врага.
Прости меня, боже. Мысленно каюсь в очередной раз, еще даже не нагрешив.
Постепенно офис оживает, наполняется людьми. Все шумно болтают, наливают себе утренний кофе, радуются пятнице. Один Арсений хмуро вглядывается в компьютер, хотя до начала рабочего дня есть еще пять минут расслабухи.
Потирает шею крупной ладонью, щурится.
Может, порекомендовать ему моего офтальмолога?
— Как вчера все закончилось с котом? – интересуется Ксю, садясь за рабочий стол и перекрывая обзор на Шереметьева.
— Благополучно. Сытый и относительно здоровый передан в руки сестре.
— Сытый? – Ксюха расширяет глаза и переводит взгляд на аквариум.
— Да не трогал он больше рыбок, — цокаю я.
За головой Ксюши вырастает силуэт Арсения. Он идет к окну. Нет-нет-нет, он же сейчас все испортит!
— Не закрывай! – ору я, вскакивая с места.
— Проветрилось достаточно, — резко бросает он и берется за горшок, который подпирает окно.
План на грани провала.
— Что ты за человек такой, Арсений! – возмущаюсь я. Кажется, чересчур визгливо. – Окно открывается только у тебя!
— Еще пять минут и мне задует шею, — выдавливает сквозь зубы.
Я хватаю сверток, что заранее приготовила, и кидаю его в Шереметьева.
— Лови!
К его чести, реакция у Арсения что надо. Он успевает обернуться и поймать собственный свитер. К моей чести – постиранный с кондиционером «альпийская свежесть».
К несчастью – его, конечно, не моему – горшок он из рук выпускает, а следом и сбрасывает его бедром из окна.
Все происходит за долю секунды: глухой звук удара, звонкая сигнализация автомобиля, тихое, но злое в своем отчаянии «твою мать».
Ладно. Все вышло даже лучше, чем я предполагала. Или хуже.
— Прости! – вырывается из меня жалкое.
Да, глупейшее желание извиниться, когда сама же диверсию и совершила. Но чувство вины оно такое – непроизвольное. И непрошенное.
— О, Господи! – я бросаюсь к окну, чтобы высунуться в него вместе с кипящим от злости Арсением. – Мамочки, — пищу, рассматривая ущерб.
Хотя так сразу и не понять его размер. Лететь цветку было не высоко, но тяжесть герани сыграло свою роль – горшок в щепки, весь капот засыпан землей.
Я крепко поджимаю губы и медленно – и виновато – поворачиваюсь к Арсению. Он выглядит не очень. Мягко говоря. Челюсть сжата до опасных углов, ноздри раздуваются, втягивая воздух словно перед гневным взрывом. Я вся сжимаюсь.