Стрела, монета, искра. Том III - стр. 41
– Ну, куда мне до вашего изящества! Колючки под седлом – вот была умора. Или, например, неделями следить за мной, чтобы однажды подстеречь и прирезать, – тоже довольно забавно.
Джемис возвращается к костру в угрюмом молчании. Позже приносит Эрвину аппетитную заячью ножку, истекающую жиром. Эрвин съедает ее так быстро, что едва успевает ощутить вкус.
– Какая-то маленькая. Это был заяц или тушканчик? Дайте еще.
– Больше нельзя, милорд. Вы отвыкли от плотной еды.
– Знаю… – досадливо скрипит Эрвин. Глядит, как пируют воин с овчаркой. Спрашивает: – Джемис, вы ведь следили за нами от самого болота?
Воин нехотя кивает.
– Отставали на день, чтобы мы вас не заметили? Шли по следам?
– Да, милорд.
– И на что же вы рассчитывали? Что я как-нибудь пойду прогуляться без эскорта? В одиночку отправлюсь на охоту?
– Милорд, вам нужно отдыхать. Поспите лучше…
– Чего вы ждете? – восклицает Эрвин. – Какой еще случай вам нужен?!
Джемис выходит. Эрвин смыкает веки. Темнота.
Огонь в груди. Боль отдается в сердце, в легкое. Дыхание сбивается. Лихорадка.
Эрвин просыпается среди ночи, дрожа в холодном поту. Хочется орать от обиды: неужели хворь вернулась?! После всех стараний? Опять?!
– Джемис, – зовет он, – Джемис!
Воин подхватывается, словно по тревоге.
– Да, милорд.
– Принесите змей-травы.
– Ночь, милорд. Не дождаться ли утра?
– Нет. Сейчас.
Джемис уходит. Стрельца нет в землянке – он спит на улице, охраняет лошадь воина от волков. Тянется время. Лихорадка не утихает. Эрвин боится притронуться к ране и ощутить снова ту жуткую, тугую и горячую плоть.
Когда Джемис возвращается и зажигает факел, Эрвин спрашивает:
– Вы были у ложа?
– Да, милорд.
– Видели место, где на нас напали?
– Да, милорд.
– Вы… Джемис, вы похоронили их? Я был ранен и не мог…
– Похоронил.
– Благодарю…
Джемис садится возле лорда, готовит ядовитый сок, смачивает кисть. Говорит:
– Почему вы спросили об этом, милорд?
– Просто хотел знать, похоронены они или все еще… лежат.
Джемис медлит, трогает лоб Эрвина, снимает повязку и осматривает рану.
– Скажите, милорд, эти люди – нападавшие – кто они были?
– А почему вы спросили об этом? Точнее, почему сейчас?
– Раньше не думал, что вы мне ответите.
– Правильно, не ответил бы. Но почему сейчас?
– Сомневаюсь, что вы доживете до утра.
– Доживу, уж поверьте.
Эрвин и сам не слышит веры в своих словах. Воин касается раны кистью, в тот же миг падает темнота.
В ней мертвецы, коршуны, волки. Все жрут: и Эрвина, и друг друга. Толпятся вокруг него – лежащего, – огрызаются, выдирают друг у друга клочья мяса. Эрвин орет… нет, шепчет: