Страж водопоя - стр. 17
Куда уж. Кровь и кишки совсем как настоящие, блестят и со знанием дела нарисованы, и вывернутые кости белые и блестящие, как сахар.
– В краску, кажется, фосфор подмешан, – заметила Светка. – Какие-то они чересчур яркие.
– Возможно… – кивнул отец.
А по мне, так не только яркие, но и выпуклые ещё, точно кровь вживую стекала и запекалась мелким бисером, а над мордой зверя…
Художник увлекся своим тошнотворным шедевром и случайно мазнул красным над головой зверя.
– Это тоже Лодыжский? – поинтересовалась Светка. – Странная тема для картины…
– Рука та же, – отец ткнул пальцем в картину. – Мазки одинаковые, и стиль… Так что это, несомненно, он. А тема, да, необычная. Видимо, некоторая масонская символика. Хотя…
– Он был масон? – спросила Светка.
– Тогда все масоны были, – ответил отец.
– И иллюминаты, – добавил я.
– И иллюминаторы, – вставила Светка.
Мы рассмеялись. Наверное, это выглядело весьма странно – мы стояли у жуткой картины и смеялись. Но я не могу не смеяться при упоминании иллюминатов, они забавные.
– Символика прозрачна, – сказал отец. – Зверь пожирает агнца… Но у масонов должен обязательно присутствовать намёк на победу света. То есть непременная весть о том, что тьма будет повержена. Обычно это или луч солнца, выглядывающий из-за туч, или фигура охотника вдалеке, или меч, лежащий на дне ручья. Здесь же никакого намёка на свет. Не знаю… Тёмная вещица.
Отец покачал головой:
– Не знаю, масонская ли эта картина, но однозначно она мне не нравится. Возможно, тут влияние английского мистицизма, возможно…
Я так глубоко искусство не понимал, просто видел, что картина дрянь. Нет, нарисована очень хорошо, подробно и живо так, животно даже, только дрянь. Мне вдруг захотелось эту картину сжечь. Или кислотой плеснуть, или ножом порезать, уничтожить её, чтобы никто больше на это не посмотрел, чтобы я сам про неё забыл раз и навсегда.
Что только не найдёшь в наших краеведческих музеях. «Пир» вот.
– Если честно, мне это не нравится, – сказал я. – Мне бы это развидеть.
Мне бы вообще много развидеть, если честно.
– Самое противное здесь – это тени.
– Меня они тоже пугают. – Светка указала пальцем на тени. – Кто эти наблюдатели? Зачем они здесь?
– Понятно зачем, – сказал отец. – Наблюдают.
– Не, неправильно, – возразил я. – Они не наблюдают, они ждут.
– То есть? – не поняла Светка.
– Своего кусочка.
Светка поморщилась.
Мне начинала надоедать эта картина. Как-то слишком долго мы возле неё стояли, не стоило, впечатлились слишком.
Нет, картина определённо паршивая.
Зло. На этой картине не было нарисовано зло, она сама была злом. Чистым, незамутнённым, откровенным злом, такое иногда встречается, особенно в глазах.