Стратегия. Логика войны и мира - стр. 73

У итальянцев (в этом смысле – возможно, самой постиндустриальной нации, и, конечно же, с самым низким уровнем рождаемости в Европе) есть особое словечко для такой реакции: «мамизм» (mammismo). Эта позиция, как ее ни называй, оказывает значительное влияние на политику, властно сдерживая применение силы. И опыт СССР в Афганистане доказывает, что это сдерживание может стать действенным даже без влияния СМИ, охочих до того, чтобы делать всеобщим достоянием горе частных людей, и без парламентариев, готовых идти на поводу у безутешных родственников. В самом деле, опыт СССР показывает, что дело обстоит почти так же, даже если число жертв хранится в тайне благодаря строжайшей цензуре, – ужасные слухи об огромных потерях разносятся все равно. В 1994 году, когда демократическая Российская Федерация приняла и свободную прессу, и «громкий парламент», отказ от дальнейших военных потерь прервал подавление провозгласившей независимость Чечни. В России изменилось все, кроме общества, не желающего больше мириться с тысячами жертв ни по какой причине, – даже ради того, чтобы наказать мало кому симпатичных чеченцев. (Вторая чеченская война в 1999 году велась по большей части артиллерийскими обстрелами и бомбардировками с воздуха, с упором на тяжелую бронетехнику, при том что наземных боестолкновений было очень мало, а потери свелись к абсолютному минимуму: всего несколько сотен человек к концу года.)

Современное отношение к жизни, смерти и боевым потерям не сводится к реакции родственников и друзей тех, кто проходит действительную военную службу. Это отношение разделяет все общество везде и всюду (кажется, его разделяла даже советская элита), так что налицо крайнее нежелание мириться с возможными потерями, которые стали гораздо значимей, чем во времена, когда общая численность населения была, пожалуй, куда меньше, но семьи куда больше. Что же тогда сказать о войне в Персидском заливе – или, если угодно, о войне, затеянной Британией ради отвоевания Фолклендских островов? Разве опыт этих войн не подсказывает гораздо более простого объяснения? А именно – все зависит от предполагаемой важности предприятия, от объективной стоимости того, что ставится на кон, или (что более реалистично) – от способности политических лидеров оправдать необходимость войны. В конце концов, даже во время Второй мировой войны военнослужащие горько сетовали, если их отправляли на фронты, которые считались второстепенными, и быстро присваивали им эпитет «забытые» (почти официальное название Бирманского фронта в 1944 году). Конечно, сражениям и связанным с ними жертвам противятся тем сильнее, чем менее убедительны официальные оправдания. Поэтому может показаться, что новая семейная демография и проистекающий из нее «мамизм», по большому счету, не относятся к делу, и важно лишь то, что было важно всегда: значительность интересов, которые ставятся на кон, политическая оркестровка события и лидерство.