Стратегия. Логика войны и мира - стр. 59

Война может стать началом мира благодаря полной победе одной стороны над другой, или из-за полного истощения обеих, или (чаще всего) потому, что конфликт целей, изначально вызвавший войну, разрешился в силу преобразований, которые сама война несет с собою. Пока сражения продолжаются, ценность всего того, что можно завоевать или защитить, пересматривается в соотнесении с ценой, уплаченной кровью, деньгами и страданиями, причем амбиции, мотивировавшие войну, ослабляются или вовсе упраздняются в первую очередь.

Однако это не прямолинейный процесс, потому что политическая готовность к войне укрепляет сама себя. Начав сражаться в надежде завоевать что-нибудь стоящее за приемлемую цену, нападающий, столкнувшись с неожиданно упорным сопротивлением, может так же упорно продолжать нападение, даже если общая ценность всего того, что он надеялся завоевать, не может возместить его потерь, пролитой крови, потерянных денег, утраты покоя и престижа. Вступив в сражение по чужой воле, защищающийся также наметит себе некую начальную цель – цель, которая представляется достойной жертв еще до того, как количество этих жертв станет известно. Даже в тех случаях, когда надежды нападающих или защищающихся не сбываются, успех все же кажется соблазнительно близким: кажется, что его можно добиться ценой лишь еще одного сражения, чуть больших жертв, чуть больших денежных затрат – после стольких прежних жертв и затрат, которые уже были принесены (риск потерять все в случае поражения явно усиливает сопротивление тех, кто оказался в противоположной ситуации). Возможно, именно перспектива завоевать многое малой ценой изначально сообщала войне известную притягательность. Но если цена оказывается неожиданно высока, именно это, масштаб этой цены, будут подбивать людей упорствовать в продолжении войны в период ее разгара: чем больше жертв уже было принесено, тем острее необходимость оправдать их, чтобы в конце концов достичь цели. На этой стадии поведение враждующих сторон определяется политической позицией «партии войны» или военного лидера, судьба которой (или которого) зависит от того, как смотрят на их прежнее решение начать войну – что, в свою очередь, зависит от нынешнего взгляда на ее будущие итоги. В этот момент мотивы, побуждающие надеяться на победу, очень сильны.

Но в ходе войны перспективы смещаются. Итоги, на которые надеялись изначально, все чаще сравнивают не с уже принесенными жертвами, а с теми жертвами, которые, как представляется, придется принести, если сражения не закончатся. Даже если «партия войны» или ее лидер остаются у власти, их амбиции могут уменьшиться или даже сойти на нет, вплоть до того, что партия или лидер оставят все надежды на завоевание, ограничившись стремлением уменьшить собственные потери. По мере того как этот процесс развивается, враждебность может в конечном счете исчезнуть, если цели обеих сторон станут совпадать, а не взаимно исключать друг друга. Даже очень необычная война в Тихом океане (с одной стороны – японские агрессоры, которые ставили себе широкие, но не безграничные цели, а с другой – американцы, которые после потерь на Пёрл-Харборе и Филиппинах требовали от противника безоговорочной капитуляции) закончилась, когда американцы фактически приняли минимальное требование японцев: сохранение института императорской власти.