Страстная-опасная - стр. 2
Петр хотел еще продолжить что-то нравоучительное, но не успел: вдали глухо громыхнуло, и духота сгустилась еще более, хотя это казалось невозможным.
– А может, стороной пройдет? – предположил он, поглядев во все еще безоблачное небо.
И тут нанесло внезапным, резким порывом, нет, воистину шквалом ветра. Он разметал, взъерошил макушки черемух и берез, окружавших дом, взметнул занавеси в окнах, где-то хлопнуло сильно створкой, и в ту же минуту заметались по дому горничные – видно было, как они спешно затворяют окна.
– Раззявы, – сердито пробурчал Петр. – Прежде не могли позаботиться?! Коли хоть одно стекло разобьется, не помилую!
Анатолий шевельнул бровями недоуменно: да мыслимо ли было закрывать окна в ту духотищу, которая царила только что? Впрочем, он знал причудливый нрав своего родственника, а оттого оставил его нелепую реплику безответной.
Тем временем ветер мигом нагнал на небо серые облака; они домчались до солнца, заслонили его, и первые крупные капли дождя ударились в землю, взвинчивая фонтанчики пыли и сбивая с черемух белые лепестки.
Облака стали почти черными.
Перепуганная наседка вдруг зашлась, кудахча. Дождь хлынул с такой силой, что из-под крыльца и не высунуться, и эта глупыха, видать, только теперь додумалась своим куцым, воистину куриным умишком, что ее цыплят в миг зальет водой в той ямине, которую она для них так заботливо отрыла.
– Лушка! – вскричал Петр. – Забери цыплят! Коли хоть один сдохнет, плотникам на забаву тебя отдам, отдерут так, что бревном лежать будешь!
Выбежала девка с длинной рыжей косой, босая, в одной посконной рубахе. В руках у нее было решето. Дождь мигом облепил рубахой ее тело, а там было что облепить, ей же ей!
– Ух ты! – восхищенно сказал Анатолий, улыбаясь. – Хорошая девка!
– Толстомясая больно, – с ужимкой деланого пренебрежения проговорил Петр. – Зато есть где крепко лапнуть. И шибко стараться не нужно – чуть мигни, она уж на спину валится. Хорошая, верно ты сказал. Хорошая баловница!
Лушка, выставив задницу, которая могла ввести во грех любого постника, нагнулась над незадачливой курушкой, ловко посадила ее в решето, одного за другим сунула туда же цыплят и, сверкнув на молодых господ бойкими карими глазами, побежала за угол дома, к черному ходу. Сильные ноги ее крепко впечатывались в лужи, поднимая тучи брызг, грудь была столь упруга, что не тряслась, а лишь слегка волновалась.
– Ну и ну… – протянул Анатолий. – Так, говоришь, баловница?
– Еще какая, – кивнул Петр, и лицо его вмиг сделалось враз добродушным и хитрым, как если бы его увлекло желание сделать гостю приятное, и в то же время он думал, как из этого извлечь елико возможно больше выгоды для себя. – А что? Тесно стало в штанах? Могу одолжить девку-то. Хоть нынче ночью, хоть назавтра, как пожелаешь.