Страсти по Самайну – 2. Книга 2 - стр. 23

– Нет. Я здесь чужая. Не будет мне здесь добра и счастья. Мой дом там, где я выросла.

Граф попытался обнять меня, но я выставила вперед руки, вырвалась, резко встала.

– Я пойду. Простите, милорд, – называть его отцом не поворачивался язык.

– Ула, не торопись. Подумай еще… прошу… И если тебе что-то надо, можешь смело брать.

Я обернулась. На глаза снова навернулись слезы и я плохо видела. Комната расплывалась, очертания предметов плыли и плясали подобно пламени.

– Лошадь… Можно? – горечь все же прорвалась наружу, как ни пыталась я ее удержать.

– Все, что хочешь. Возьми Буяна, он умен и быстроног.

Я кивнула и молча вышла.

Ночь провела без сна, будто лежала не на мягком матрасе, набитом конским волосом, а на раскаленных углях. Как только первый луч солнца скользнул по лицу, спустилась в кладовую: головка козьего сыра, ломоть начинающего черстветь хлеба и холодный картофельный пирог пригодятся мне в дороге.

Прощание со слугами вышло скомканным и недолгим. Хвала Дагде, они ничего не узнали ни о том, кто стоит за несчастным случаем в лесу, ни о том, что меня связывает с графом. Только Тюринн подмигнул, пряча ухмылку в завитке круглого белого уса:

– Говорил же, что молодые здесь не задерживаются!

А Арела порывисто обняла меня, и у меня что-то дрогнуло в душе. Давно никто не выказывал мне такой искренней привязанности.

Отвязала приготовленного Тревором коня, вскочила в седло – Буян тотчас подхватил меня, понес, устремился вперед. Бьет в лицо холодный сырой ветер. Замок уменьшается, удаляется, пока вовсе не скроется за горизонтом.

Быстроногий конь домчал меня до опушки леса к вечеру первого дня. Вдали нестерпимо ярким, раскаленным цветом горел закат. Или это огонь? Я снова увидела, как огонь пожирал нашу деревню. Мой отец и братья стояли связанные. Только мать, ползая на коленях, пыталась удержать человека с мечом.

Остановить. Но меч просвистел и от одного его движения рубахи моих братьев окрасились кровью.

Другие воины убили отца. Затем чьи-то руки подхватили мать, посадили на лошадь и увезли.

Но мне больше не хочется кричать. Это было много зим назад, и теперь я чувствую, что заполнившая мир боль не ушла, но дала мне вдохнуть.

Глава 13

В мертвом безмолвии лес казался живым существом. Деревья тянули ко мне свои цепкие руки-ветки и корни, завязанные узлами; мягкая земля вздыхала и глушила стук копыт, под которыми обманчиво мнется хвоя, то и дело топорщась острыми камнями шишек. Пасмурный свет чахлого дня сменился густыми сумерками, когда я, оставив позади сначала чащобу, затем светлый лес, увидела теплые огоньки родной деревни.