Страсти по мощам - стр. 2
Через пять минут ему уже пора заканчивать, мыть руки да отправляться к мессе. В оставшееся время брат Кадфаэль прошелся по своим цветущим, благоухающим владениям, где брат Джон и брат Колумбанус, молодые монахи, принявшие постриг не более года назад, тщательно пропалывали и окапывали грядки. Глянцевые, матовые, маслянистые и бархатистые листья радовали глаз всеми мыслимыми оттенками зеленого цвета. На фоне буйной зелени крохотные сиреневые, бледно-голубые и желтые цветочки, стыдливо укрывшиеся среди листвы, казались неприметными. О них никто не заботился, и весь смысл их существования заключался в том, чтобы давать семена.
Каких только трав не было на грядках – здесь росли рута, розмарин, шалфей, воробейник, имбирь, мята, тимьян, водосбор, трава милосердия, а также горчица, укроп, пижма, базилик, петрушка, кервель и майоран. Кадфаэль познакомил своих помощников со свойствами даже самых редкостных растений и рассказал им, сколь опасным может быть неверное употребление приготовленных из них снадобий, ибо целебная сила трав зависит от правильной пропорции, а при неумелом использовании лучшее лекарство может оказаться ядом. Теснившиеся на грядках травы выглядели по большей части скромно и привлекали внимание лишь сладостным ароматом, который источали под лучами солнца. Однако были и иные – кичливые пионы, выращиваемые ради их пряных семян, и надменные, почти в человеческий рост, маки с бледными листьями и плотными бутонами, сквозь которые уже пробивались белоснежные и пурпурно-черные лепестки. Давным-давно Кадфаэль вывез их семена с восточного побережья Средиземного моря и много лет взращивал их, отбирая лучшие из лучших в своем собственном саду, прежде чем перенес отборнейшие саженцы в гербариум обители. Из них получалось отменное обезболивающее и снотворное средство. Ибо главные враги человека – боль и бессонница. И ничто не врачует боль лучше, чем благодетельный сон.
Двое молодых монахов в подоткнутых до колен рясах уже распрямляли спины и отряхивали руки, собираясь идти к службе. Брат Колумбанус и себе не позволил бы поступиться хоть малой толикой своих обязанностей, и ни в ком другом не одобрил бы подобного отступничества. Он был миловиден и прекрасно сложен, а гордо посаженная голова и крупные черты лица напоминали о знатном нормандском роде, из которого происходил этот юноша. Он был младшим сыном и ушел в монастырь потому, что не мог унаследовать родовые земли. У него были жесткие, прямые соломенные волосы и большие голубые глаза. Держался он замкнуто и скромно, как будто стараясь скрыть свою недюжинную силу. Товарищам приходилось с ним непросто, ибо, невзирая на свою телесную мощь, Колумбанус был болезненно чувствителен, склонен впадать в уныние и терзаться угрызениями совести. Случались у него даже видения, что трудно было предположить, глядя на его внушительную фигуру. Впрочем, он был молод, исполнен высоких помыслов и имел впереди достаточно времени, чтобы, преодолев все страхи и сомнения, прийти к душевному миру. Колумбанус помогал брату Кадфаэлю уже несколько месяцев, и тот возлагал на него немалые надежды. Молодой монах был деятелен, усерден и едва ли не чрезмерно стремился всем угодить. Возможно, он слишком близко к сердцу принимал долг, налагаемый его знатным происхождением, и опасался, что любой неверный шаг может нанести урон чести столь достойного семейства. Он считал, вероятно, что тот, кто происходит из высокого нормандского рода, обязан быть первым во всем. Кадфаэль относился к молодому человеку с пониманием и сочувствием – сам-то он принадлежал к старой валлийской семье, никогда не отличавшейся особыми претензиями. Он терпеливо сносил странности Колумбануса и с философским спокойствием лечил юношу, когда тот порой доводил себя до изнеможения в религиозном экстазе. Случалось, что приступы непомерного радения Колумбануса вере Христовой приходилось унимать соком языческих маков.