Страсть и притворство - стр. 5
На мгновение показалось, что сейчас произойдет взрыв. Бродяга как будто стал выше ростом, его плечи напряглись, а лицо приняло суровое и холодное выражение. Даже на расстоянии Пенелопа видела по его глазам, что внутри у него что-то происходит. Но потом все пропало; он вновь стал спокойным и насмешливым.
– О, этот проклятый титул, – заметил он. – Знаете, что я вам скажу, Берлингтон, на свете полно других вещей, которыми я бы хотел завладеть.
Его взгляд вновь упал на Пенелопу, и на миг ей почудилось, будто она поняла его намек и не испытала возмущения.
– Но скажу и другое, – продолжил он, поворачиваясь к своему ворчливому оппоненту, – ваша жена к их числу не относится.
С этими словами человек кивнул всем тем, кто все еще следил за перебранкой, и отдельно – Пенелопе, и откланялся. Решительно повернувшись, он покинул собрание. Пенелопа с такой силой стиснула папоротник, что в ее ладони остались маленькие зеленые листочки. Проклятый стул снова заскользил.
– Пенелопа!
Визгливый возглас принадлежал ее матери. Пенелопа вздрогнула и едва не упала со своего сомнительного насеста. Что за невезение! Надо же было матушке появиться именно сейчас и увидеть ее в таком положении.
– О, здравствуй, мамочка, – произнесла она, как будто стоять на стуле в роскошном бальном зале было в порядке вещей. – Мне показалось, что я увидела мышь.
– Скорее крысу, – поправила ее мать, глядя недовольно в том направлении, в котором скрылся оборванец. – Не обращай внимания на этого человека, Пенелопа. Гаррис Честертон может унаследовать титул и состояние маркиза Хептона, но едва ли впишется в благородное общество. А ты взобралась на стул и таращишься. В самом деле, Пенелопа, о чем только ты думаешь?
В самом деле? Похоже, она только что нашла идеального жениха.
Гаррис Честертон, хоть и уходил из дома лорда Берлингтона с пустыми руками, не мог не улыбаться. По правде говоря, он не получил того, за чем приходил, и его застали там, где не должен был находиться, и чуть не нарвался на дуэль с этим придурком Берлингтоном, не говоря уже о том, чего натерпелся от этой леди Берлингтон, сующей повсюду свой нос. Все же ночь прошла не напрасно. Он увидел нечто, что изменило его жизнь: девушку, которая стояла на стуле. Да, он видел ее довольно отчетливо, и, хотя не мог точно вспомнить, как она выглядела, кое-что на ней бросилось ему в глаза. Это был скарабей.
Скарабей Осириса. Он тотчас узнал его. Он держал его в руках, помнил гладкую поверхность золота, тщательно вырезанную форму насекомого, теплый янтарный шар у головы, сверкающий, как солнце. Это было красивое изделие. И оно было украдено.