Страсть и бомба Лаврентия Берии - стр. 17
– Это что же получается? Может, все наши резиденты работают под контролем врагов?
Верный Меркулыч в ответ только пожал плечами, что означало – все может быть.
– Понятно! И ниточки могут тянуться сюда, даже в центральный аппарат. А аппарат здешний практически переродился. Так сказать, плоды революционного бардака. Чистим, чистим эту навозную кучу. Ежов чистил, не дочистил. И сам увяз. Теперь мне приходится дочищать. Ладно. Примем к сведению твою информацию. Я тебя просил посмотреть старые дела. Еще с двадцатых годов. Может, еще оттуда тянутся какие-то ниточки.
– Все готово. Просмотрел дела на всех начальников разведки еще со времен ВЧК. Только почти все они уже расстреляны. Так что нам от них помощи в плане информации, кто есть кто, уже не дождаться.
– Прямо так и все? – недоверчиво поднял из-под пенсне глаза Берия. – И ничего нельзя в этих делах полезного почерпнуть?
Меркулов даже как-то обиженно поджал губы, как бы говоря этим жестом: «Не доверяешь, начальник?» И принялся перечислять поименно:
– Давтян Яков Христофорович – начальник иностранного отдела ВЧК в двадцать первом году. Расстрелян по троцкистско-зиновьевскому делу 28 июля 1938 года. Катанян Рубен Павлович – тоже в двадцать первом был начальником ИНО. Репрессирован. Мессинг Станислав Адамович, начальник в двадцать девятом, ликвидирован в прошлом году. Артузов Артур Христианович – правил с 1931-го по 1935-й. Ликвидирован в 1937-м. Слуцкий Абрам Аронович…
– И этот тоже? – спросил Берия, знавший Слуцкого.
– Нет, этот сам умер. Как говорится, на посту. 17 февраля нынешнего года…
– Ну вот. А ты говоришь всех ликвидировали! – хмыкнул Лаврентий Павлович, довольный тем, что, так сказать, поддел подчиненного.
– Конечно, кое-кто еще остался, как говорится, из тех, кто побывал в «ежовых рукавицах». Вот Трилиссер Меер Абрамович. Арестован. И сидит. Ждет.
– И что? Все они, по-твоему, враги и предатели? – снова напрямую спросил Берия своего верного Меркулыча.
– Следствию виднее, – как-то неопределенно ответил тот. – Но есть и явное предательство. И попытки замести следы. Например, вот я принес с собою дело Блюмкина…
– А, это тот, что Мирбаха убил в восемнадцатом, а потом все куролесил? Так его, по-моему, ликвидировали в ту волну еще в двадцать девятом.
– Ликвидировать-то ликвидировали. А дело-то осталось. И дело темное, – сказал Меркулов и достал уже пожухшую от времени картонную коричневую папочку.
– Ну, давай рассказывай! – одобрил Берия, откидываясь на стуле. – Только по порядку. Ты же у меня писатель.
И самодовольно усмехнулся уголками «змеиных губ».