Страшные сказки о России. Классики европейской русофобии и не только - стр. 10

Какое-то время книга Лезюра, в которой был помещен «план Петра I», оставалась достоянием весьма узкого круга лиц. Во всяком случае, ничего не известно о первых откликах на публикацию этой работы. Прошло некоторое время, и этот документ оказался очень востребованным.

Почему эта фальшивка понадобилась в 1830-е годы? По окончании Наполеоновских войн и триумфального вступления русских войск в Париж Россия стала влиятельной державой на континенте, поэтому ее могущество начало вызывать страхи у других участниц «европейского концерта». Но одно дело совместная борьба против общего врага в лице Наполеона Бонапарта, когда русская военная мощь была необходима, и совсем другое – активное участие России в делах Европы в рамках Венской системы международных отношений, закрепленной на одноименном конгрессе. Дальнейшие успехи России европейские пропагандисты начинают интерпретировать в духе «русской угрозы» и «врага у ворот», нагнетая страхи, что Россия, укрепляя свои позиции на Востоке, вскоре непременно обратит свой завоевательный взор на Европу. Конечно, надо понимать, что, как и прежде, это были «страхи фантазии», поскольку Россия вовсе не собиралась завоевывать Европу, но ее активная внешняя политика преподносилась именно таким образом. Адрианопольский договор по итогам Русско-турецкой войны 1828–1829 годов и особенно Ункяр-Искелесийский договор 1833 года, заключенный между Россией и Османской империей, – все это укрепляло позиции России на Востоке и в зоне Проливов и не могло не провоцировать раздражения у «коллег» по пентархии, то есть пятерки европейских лидеров.

Июльская революция 1830 года и приход к власти короля Луи-Филиппа Орлеанского вызвали у императора Николая I, убежденного защитника принципов легитимизма, на котором была основана Венская система, взрыв подлинного негодования, и в эмоциональном порыве государь был готов отправить во Францию войска для восстановления на французском престоле «легитимного» короля Карла Х. Точно так же он был готов оказать вооруженную помощь королю Нидерландов после произошедшей в августе 1830 года революции в Брюсселе и отделения Бельгии от Голландии. В итоге Николай I признал новый французский режим, российские войска в Европу так и не были отправлены, однако в глазах европейских либералов российский государь стал восприниматься как новый Аттила, а русские представлялись как гунны, готовые заполонить Европу. Французы же полагали, что от русской интервенции их спасло восстание в Польше, поглотившее силы России на целый год. Действительно, подавление Россией восстания в Царстве Польском 1830–1831 годов (а как иначе российские власти могли отнестись к мятежу на территории империи!) произвело крайне неблагоприятный эффект на общественное мнение Европы. Россию стали воспринимать душительницей польской свободы, а поляков – мучениками и борцами с русской тиранией. О том, что император Александр I в 1814 году даровал Царству Польскому конституцию и предоставил широкую автономию в составе Российской империи, в Европе вспоминать было не принято. В результате поляки стали любимцами «прогрессивной европейской общественности», а обратной стороной европейской любви к полякам стала ненависть к России.