Страшные сказки - стр. 2
– Ради памяти хорошего человека, расстараюсь во всю мочь. – говорит мастер. – Могу из амаранта-дерева домовину сколотить, могу из палисандра цельный похоронный шкаф обделать, а могу из ксилокарпуса этакий гроб смастерить, что сам Пушкин на том свете обзавидуется. Но дороже выйдет.
– Валяй. – говорят ему. – Колоти гроб из ксилокарпуса. Деньги – что? деньги – пшик!!
А Пушкин-то – это который Александр Сергеевич, он в нашем местечке завсегдатаем был. Ну, сообщаю, чтоб вы знали.
И совсем хорошо зажил с тех пор гробовщик с дочкой. Что ни день, то в подворотне бабу мёртвую найдут с брюхом, выпотрошенным, что ни ночь, то в канаве купца выловят с карманами распотрошёнными. А родственники-то убиенных порядок законный знают наперечёт: наплакался вдоволь, насетовался на судьбу-злодейку, но вот поминки с похоронами – будь любезен – изготовь наверняка, а покойников в нашем местечке принято хоронить во гробах и с оркестром. Ну, и денежку за гроб – будь любезен – выложи. Из палисандра-то гробы весьма полезные получаются – хошь родственника своего хорони, хошь заместо пианино на нём тренькай. Покупатель всегда прав.
И вот совсем уж город вымер – человек с пятьсот осталось, да и те из дома носов не кажут – как однажды по утру вновь заявилась та странная старушка, что раньше всем бессмертие наколдовала.
– Это, – говорит. – что-то непонятное тут у вас творится, и я намерена это дело расследовать.
Заячьей да белячьей говядины в котле наварила, промеж миллиона слов свой десяток урезонов непонятных вслух пропустила, в кочегарный огонёк самоварного серебра на расплавку подбросила, да каждому горожанину – из тех, кто до сих пор в живых остался – дала понемногу зелья своего отведать.
– Кто, – говорит. – тут есть убийца и душегуб – на того нам сама мистическая сила укажет.
Ну, и тут такое началось!.. Один кушает – и ему всё ничего, только слегка икается да прикосорыливается. Другой кушает – ажно за ушами пищит от удовольствия, только ноги кренделями костромскими заплетаются, а ручонки за всяческих девок цепляются. Третий кушает – вроде как и дохнет сперва, но потом глазёнками забавно запоприморгивает, улыбочкой задорно зашалапутит, языком задразнится. Шутник этакий.
Но вот пришла очередь и девочке гробовщика снадобье отведать. А она чего-то хмурится всё как-то неприглядно, ручонкой-то от снадобья отмахивается, говорит, что, дескать, на диете сидит!.. Тут все стали подозревать что-то неладное, а гробовщик-то и говорит строго-настрого:
– Девочка, а девочка! ну-тка кушай быстрей, что дают, не кочевряжься! Девочка и принялась есть снадобье. Одну ложку съела – сидит как ни в чём не бывало, на белый свет с невинностью таращится. Другую ложку съела – слегка с оказией поперхнулась, но сплёвывать не стала, а продолжила сидеть этакой дылдой дурковатой и улыбаться. А вот когда третью ложку съела, тогда мозгами заколобродила, всем телом затряслась, а из внутренних кишок визглявым голосом запричитала: не смейте бедную девочку забижать! не смейте ребёночка охаивать!.. Но тут страшный гром загремел и земля затряслась, тьма сгустилась непроглядным образом, а все покойники из гробов повылезали и принялись в девочку пальцами тыкать: вот, дескать, душегубка самая настоящая! такая маленькая, а уже по ней тюрьма плачет!..