Страшная тайна - стр. 4

Я молча поклонился. Говорить с ним было выше моих сил.

Потом было много пустой болтовни, и другие сановники вставали, шурша парадными шелками, и тоже свидетельствовали, что закон нарушен. Как будто какой-то дурацкий торжественный танец. Я сидел и думал, как бы улучить момент и колдовством утащить юного Тимотео подальше отсюда, – думал, но так ничего и не сделал, наверное, потому, что голова была дурная из-за часовых поясов. К этому времени лицо у Тимотео стало совсем огорошенное. Перед ним только что промаршировали шесть человек и передали ему смертный приговор, и каждый взметнул у него перед носом белой подкладкой ярко-розовой мантии. Как будто тебя приговаривает к смерти клумба с петуниями. Вот я и не сообразил, что все это всерьез. И решил, что действовать начну, когда Тимотео поведут обратно в камеру для приговоренных. В зал суда его доставили под конвоем целого отряда дворцовых гвардейцев и на всякий случай еще и в сопровождении волхва и, похоже, вообразили, будто такая охрана никому не по зубам. Поэтому я выжидал.

И довыжидался. Петунии отступили. Император безо всякого выражения проронил:

– Приговор можно привести в исполнение немедленно.

И поднял руку, всю унизанную перстнями. Видимо, в один из камней был встроен этот их миниатюрный лазер. Тимотео тихонько охнул и повалился на бок, изо рта у него потекла кровь.

Все произошло ужасно быстро – во мне даже вспыхнула надежда, что это какой-то фокус. Я вообразить не мог, чтобы император – император чего угодно, пусть даже Корифонской империи, – не захотел оставить в живых своего старшего сына. И когда я на негнущихся ногах ковылял по лакированным деревянным ступеням к центру зала, то был уверен, что все это какой-то спектакль, чтобы враги императора решили, будто Тимотео погиб. Но это был никакой не фокус. Я потрогал Тимотео. Он был еще теплый, как живой, но пальцы сказали мне, что в теле больше нет души.

Я встал и поспешно зашагал прочь от трупа, не желая скрывать своих чувств.

Мне было тошно и от себя, и от императора. По дороге домой я мысленно твердил, что империя на то и империя и в таких местах нечего и рассчитывать на сострадание или даже уважение к человеческой жизни. Времени, чтобы клясть себя на чем свет стоит, у меня было предостаточно. Земля находится по Нет-сторону от империи, поэтому всю дорогу мне пришлось словно бы подниматься по отлогому склону и как будто подтягиваться на кристаллической решетке между мирами, так что когда я добрался до дому, то ненавидел уже не только империю, но и дурацкий наряд, который меня заставили напялить и который не давал нормально двигаться. Как раз когда я, оказавшись наконец в собственной гостиной, срывал с себя эту мерзость, зазвонил телефон.