Страшная история - стр. 5

– Сюда, милая, – голос мамы вырвал меня из печальных размышлений. – Сделай три шага вдоль левой стены и окажешься у входа в свою комнату.

– Не подсказывай! – раздраженно вскрикнула я и чуть не разрыдалась. – Перестань разговаривать со мной, как с маленьким ребенком! Мне двадцать лет!

Постаравшись успокоиться и взять себя в руки, я сделала глубокий вдох и двинулась вперед, постукивая тростью по полу и отчаянно надеясь на то, что смогу самостоятельно найти дверной проем в свою новую спальню, но с каждым шагом мне все больше и больше казалось, что я приближаюсь к безграничной черной пустоте и впереди меня нет ничего, кроме высокого-высокого обрыва, не имеющего дна, в который я буду падать вечно.

Жизнь слепого – это совсем не жизнь, в этом я убеждалась все больше и больше.

(август 1978)

Я сижу на стуле перед кроватью и наблюдаю, как быстро поднимается и опускается грудь папы во время прерывистого дыхания, сопровождающегося ужасающим болезненным свистом. С каждым днем его состояние становится хуже и это невозможно не заметить. Сколько ему осталось? Неделя? Месяц? Быть может, два? Сомневаюсь, что он протянет дольше, но точно также я думала и девять месяцев назад, а папа все еще цепляется за жизнь и не собирается сдаваться.

Я смотрю, как раздувается под простыней его и без того вздутый живот и, замерев на долю секунды, тут же проваливается обратно. Счастливый, с завистью думаю я, глядя на папу, ведь он, несмотря на свое удручающее состояние, хотя бы имеет возможность выспаться, чего мне не удается сделать уже второй месяц, потому что кошмары, которые стали посещать меня с завидной регулярностью и в которых я вижу убитого мною восьмилетнего Вилсона Берри, продолжают мучить меня все сильнее, да так, что, запершись в своей спальне, я боюсь закрыть глаза и уснуть, чтобы снова не увидеть его мертвые глаза.

Я задерживаю дыхание и прислушиваюсь… Неужели случилось страшное?

Вдруг папа что-то бормочет сквозь сон себе под нос, и его живот снова стремительно взлетает вверх, сопровождаемый все тем же страшным свистом, от которого по моей коже бегут мурашки.

Нет.

Он все еще жив.

Слава Богу. Пусть он поживет еще хоть немного.

Очередной провал живота и тишина. И снова мои мысли неизбежно возвращаются к мысли о том, что это был его последний выдох. Папа знает о том, что дела его совсем плохи, но не хочет умирать. Его страшно пугает мысль о смерти, поэтому он ведет себя последнее время агрессивно, даже хуже, чем раньше, а вспышки гнева посещают его все чаще.

Даже чаще, чем тогда, когда он был молод и абсолютно здоров.