Странствия Шута - стр. 49
– Но вокруг тебя тогда вовсе не было светло – зимний день уже клонился к закату. А единственный человек, к которому ты прикоснулся… Шут! Что случилось?
Он вдруг качнулся вперед и закрыл лицо руками. Потом горестно признался:
– Мне нехорошо. У меня спина мокрая.
Мое сердце упало. Я подошел к нему и встал сзади.
– Наклонись вперед, – мягко попросил я.
На удивление он послушался меня. Его ночная рубашка на спине и впрямь была мокра, но не от крови.
– Подними рубашку, – сказал я, и Шут попытался, но удалось ему это только с моей помощью. Я поднял свечу повыше, чтобы посмотреть… – Ох, Шут! – выпалил я, прежде чем успел прикусить язык.
Рядом с позвоночником у него на спине было зловещего вида вздутие, которое лопнуло и сочилось зловонной жидкостью. Струйка текла по тощей, иссеченной шрамами спине Шута.
– Не двигайся, – сказал я и отошел, чтобы взять у очага котелок с теплой водой. Я смочил в нем свой носовой платок и отжал его. – Придется потерпеть, – предупредил я и стал протирать нарыв.
Шут громко зашипел и опустил голову на сложенные на столе ладони.
– Тут вроде как нарыв. Он вскрылся, и, возможно, это к лучшему.
Он ничего не сказал, только слегка вздрогнул. Я даже не сразу понял, что он потерял сознание.
– Шут? – Я тронул его за плечо.
Ни слова, ни движения. Тогда я отыскал Силой Чейда.
С Шутом беда. Ему стало хуже. Можешь прислать в свои старые комнаты какого-нибудь лекаря?
Даже если кто-то из них еще не спит, ни один лекарь не знает туда дороги. Мне прийти?
Нет. Я сам о нем позабочусь.
Уверен?
Да.
Возможно, лучше обойтись без чужих людей. Возможно, лучше, если мы справимся вдвоем, как это уже не раз бывало. Пользуясь тем, что в забытьи Шут не чувствовал боли, я зажег побольше свечей, принес тазик и промыл нарыв, как только мог. Шут сидел неподвижно, обмякнув, пока я поливал рану тонкой струей воды и смывал то, что оттуда сочилось. Крови не было.
– Все равно что лечить лошадь, – машинально пробормотал я сквозь зубы.
Вычищенный нарыв зиял на спине у Шута, словно мерзкая пасть. Свищ угодил глубоко под кожу. Я заставил себя осмотреть изувеченное тело моего друга. Оказалось, у него были и другие затянувшиеся, но воспалившиеся изнутри колотые раны, одни – лоснящиеся и почти белые, другие – зловеще-красные, окруженные сетью темных потеков.
Передо мной был умирающий. Слишком многое в нем было не так. Глупо было думать, что хорошая пища и покой могут исцелить его. Они всего лишь замедлят умирание. Недуги успели захватить слишком много плацдармов в его теле. Может, он уже мертв.
Я протянул руку и коснулся двумя пальцами жилки на его шее, чтобы проверить, бьется ли сердце. Оно билось – я ощутил слабые толчки кровотока. Я закрыл глаза и остался сидеть так, прислушиваясь к этому биению и находя в нем странное утешение. У меня вдруг сильно закружилась голова – я давно не спал и выпил лишнего еще на празднике, а потом еще и добавил за разговором с Шутом. Внезапно я почувствовал себя старым и запредельно уставшим. Мышцы и кости ныли, отыгрываясь за все те непосильные задачи, которые я взваливал на них столько долгих лет. Старая боль там, где когда-то мне в спину вонзилась стрела, теперь проснулась и назойливо запульсировала, словно кто-то ткнул пальцем в старую рану.