Странствие - стр. 18
Алисе припомнилось изречение французского философа Мишеля Монтеня: “Просто жить на свете – это уже самый прекрасный долг человека”.
«Просто жить! Если бы все это понимали, скольких бед и преступлений можно было бы избежать?.. Но, как известно, история не терпит сослагательного наклонения. Это с одной стороны, а с другой, как я полагаю, всё в этом мире предопределено, и мы живём в соответствии с грандиозным божественным планом.
Одни люди рождаются, чтобы впоследствии дать жизнь будущим гениям и величайшим учёным. Другие, чтобы учить их, воспитывать и всячески помогать – ведь это не менее важное дело. Третьи – чтобы создавать на их пути трудности, преодолевая которые, закаляется Дух. И все они одинаково важны в судьбе иногда одного человека, чтобы смог он найти смысл существования и выполнить своё предназначение».
Возвращаться домой Алисе совсем не хотелось, погода располагала к прогулке. И хотя фактически уже наступил вечер, солнце не торопилось к закату. Она свернула в липовую аллею. Воздух был свеж и приятен. Алиса вдохнула сладковатый аромат молодых липовых листьев и продолжила свои размышления.
«Каждый должен пройти до конца им же выбранный для этой земной жизни путь. Потому никогда не смогу понять самоубийц. Не понимаю и жалею их. Ведь лишая себя земной жизни нельзя облегчить своих страданий, и Души их до окончания определённого срока находятся нигде, в пустоте, где нет ни пространства, ни времени. Двери в будущее ещё не открылись, а в прошлое – с треском захлопнулись. Утратив физическое тело, а следом за ним и свои тонкие тела, изначальная сущность остаётся незащищённой, и может наступить её полный распад.
Какая бессмысленная растрата.
Вероятно поэтому во всех религиях и культурах самоубийство считается самым страшным грехом».
Алиса вдруг ощутила леденящее дуновение, то ли от ещё не прогретой земли, то ли из неведомого ей измерения.
«Ну, хватит о грустном.
В моей жизни встречались женщины, которые на разных этапах в чём-то заменяли мне мать. Это были воспитатели, учителя, даже случайно встреченные люди, впоследствии ставшие для меня дорогими и близкими. И главной из них была та женщина, которая меня вырастила и воспитала.
Она пришла в наш дом, когда мне исполнилось шесть лет. Почти сразу я начала называть её “мамой”, и она это заслуживала: была скромной, заботливой, нежной, не сюсюкалась со мной и не была слишком строгой. Воспитывала меня так, будто имела в этом большой опыт.
Её жизнь не была образцо-счастливой. Ей приходилось тяжело работать, многое терпеть и подстраиваться. Но, несмотря ни на что, она оставалась добродушной и жизнерадостной.