Странные вещи - стр. 12
Клевер это страшно возмутило. Не меньше возмущала ее мельничиха, которая работала всю ночь. Ее возмущал и каменный жернов, и даже припорошенные мукой мешки. Она понимала, что неправа, но ничего не могла с собой поделать. Поспешно упаковывала инструменты и другие их вещи, пока Константин шушукался с новоиспеченной вдовой, отказываясь брать плату, как делал всегда, когда дела были плохи.
По пути домой Клевер казалось, что она все еще слышит звук жернова – он отдавался в ребрах, и она леденела. Три дня девочка провела в постели в лихорадке, и в бреду ей слышался скрежет зубов.
Определяем источник кровотечения.
Придя в себя, Клевер обнаружила, что отец снова отправился куда-то, чтобы позаботиться об очередном далеком страдальце, поручив их соседке и хозяйке, вдове Хеншоу, вытирать ей пот со лба.
Вдова, обожавшая поэзию и суп из крапивы, была такой старой, что ее лицо стало похоже на миску с черносливом. Родилась она в рабстве, но еще девочкой аболиционисты с севера выкупили ее и сделали свободной. Большую часть жизни она прожила в Нью-Манчестере и была повитухой, пока ее сыновья не погибли на Луизианской войне. Горе привело миссис Хеншоу и ее мужа в тихую деревушку у озера, где они находили утешение в неярком свете и пении лягушек.
Мистер Хеншоу рубил лес и построил добрую половину домов в их деревне. Когда он упал с крыши, вся недвижимость отошла его вдове. Обычно местный народ платил ей за жилье копченой рыбой, сушеными грибами да дровами на растопку.
– Что болит? – спросила вдова Хеншоу. На шее у нее висел оловянный медальон, от которого на коже было темно-синее пятно.
– Жена того мельника, – поделилась Клевер. – Он умирал, а она даже за руку его не подержала, все работала, работала. Я спросила папу, а он сказал: не отвлекайся и смотри на тело перед собой.
Вдова Хеншоу смочила тряпицу в отваре мелиссы и приложила к пылающим щекам Клевер.
– Твой отец может вылечить сломанную кость, хрипы в легких. Это те битвы, которые он может выиграть, – сказала вдова Хеншоу. – Но у него нет лекарств от бедности, войны или разбитого сердца.
Когда Клевер это услышала, ей стало стыдно за то, что она осуждала мельничиху. Она почувствовала себя ничтожно маленькой в тени отца, который всегда старался изо всех сил, даже в безнадежных ситуациях. И тогда Клевер услышала свой голос: она сказала вслух то, о чем боялась даже подумать:
– Что, если у меня недостаточно сил?
Вдова ответила не сразу. Она никогда не торопилась: выдерживала время.
– Тебе предстоит побеждать в своих собственных битвах, – наконец сказала вдова Хеншоу. – И проигрывать тоже. – Она поднесла к губам Клевер ложку с утиным бульоном. – А теперь поешь.