Странно и наоборот. Русская таинственная проза первой половины XIX века - стр. 8
39 лет.
Владимир Федорович Одоевский. «Необойденный дом» —
39 лет.
Фаддей Венедиктович Булгарин. «Чертополох, или Новый Фрейшиц без музыки» —
39 лет.
Антоний Погорельский. «Посетитель магика» —
42 года.
Михаил Николаевич Загоскин. «Концерт бесов» —
45 лет.
Владимир Иванович Даль. «Упырь» —
47 лет.
Кажется, нарисовалась неплохая картина.
Во-первых, видно, что бо́льшая часть произведений написана молодыми или совсем молодыми людьми. И это очень характерно для таинственной прозы: романтические сочинения – молодая, дерзкая, свободная литература.
Во-вторых, никто не обижен и не ущемлен: знатные перемежаются с незнатными, известные – с малоизвестными.
В-третьих же, сама собой получилась крепкая, закольцованная конструкция: все начинается с «Семьи вурдалака», а заканчивается «Упырем».
Особо нужно сказать об орфографии и пунктуации – это просто необходимая заплатка.
В основном орфография и пунктуация сохранены. Но есть и некоторый «произвол» с моей стороны.
В частности, речь идет о падежных окончаниях.
Вот смотрите: в публикациях литературы XIX века окончания прилагательных в родительном падеже – все эти – аго и – яго – давно исчезли, в силу реформы орфографии. Ну и хорошо: не мешает чтению. В то же время окончания существительных и прилагательных среднего и женского рода типа «счастье», «бессмысленность» и так далее – в разных падежах, как правило, сохраняются в виде, характерном для XIX века: «счастия», «счастием», «по несчастию», «со всею бессмысленностию». Почему? Да потому что писалось это с помощью буквы i, исчезнувшей из русского алфавита: – iя, – iю, и пр. Однако «i» и «и» – это разные буквы, и выполняли они разные функции. Буква i, например, зачастую обозначала полугласный звук: люди говорили «счастья», но писали «счастiя», и все было правильно. До той поры, пока букву i не ликвидировали. Читать тексты со старыми-новыми окончаниями – ия, – ием, – ию нам непривычно, тем не менее странная традиция сохраняется. В этом сборнике «традиция» нарушена: все падежные окончания приняли понятный нам вид.
Еще одна «вольность» – это прямая речь. Вообще говоря, не такая уж и вольность. В XIX веке – тем более в разные периоды XIX века – прямая речь оформлялась по-разному. В кавычках без абзацев. В кавычках с абзацами. При помощи абзаца и тире, как принято сейчас (и давно уже принято). Или даже так: в диалоге речь одного собеседника закавычена, а второго – нет, там в начале фразы по всем правилам стоит тире.
Можно приводить много примеров и долго объяснять причины этого явления: гибкость норм, неустойчивость норм, становление норм, зависимость от того, где печаталось произведение – в журнале, альманахе или книге (в журналах и альманахах порой тривиально экономили место), но – не буду. Скажу лишь, что в этом сборнике во всех произведениях (которые, разумеется, сверены по прижизненным изданиям или по изданиям посмертным – в тех случаях, когда автору не удалось увидеть свое произведение напечатанным) прямая речь приведена к современной норме.