Странники войны - стр. 81

«Господи, но не сейчас же!» – взмолился Беркут.

– Эй, дохлые есть?! – спасительным божьим гласом ворвался в вагон хамовитый унтерский голос. Тот, кто спрашивал, стоял у двери, вне вагона, однако своим вопросом он отвлек внимание всей группы охранников.

– Пока нет! – ответил ему немец, застрявший напротив Беркута. – Что весьма странно.

– Эти – отборные, – возразил унтер. – Им положено жить. Пусть подыхают за станками.

Именно эти слова, очевидно, окончательно охладили охранника, застрявшего напротив Беркута.

– Вонючие черви, – сплюнул он в сторону лейтенанта. – Перестрелять бы вас, как собак…

И все же стрелять не стал. Вновь в бессильной злобе сплюнул, теперь уже прямо на ногу Андрею, и, погасив фонарик, исчез во мраке.

«Вот теперь все! – торжествующе сжал кулаки Беркут. – Теперь вы меня не возьмете! Я залью эту землю вашей поганой кровью».

Сталин уже собрался оставить свой кабинет, когда на пороге вдруг появился секретарь.

– Просит принять полковник Колыванов, – сухо, лаконично доложил он.

– Кто такой этот Колыванов? – спросил вождь, не вынимая изо рта трубки, а лишь придерживая ее кончиками пальцев.

– Из органов. О нем вы просили докладывать сразу же, в любое время суток.

– Так ведь из органов же… – мрачно пошутил Сталин. – Попробуй не доложи, не прими.

Секретарь давно заметил, что когда «отец народов» начинал шутить, кавказский акцент его звучал выразительнее и жестче, а когда злился – наоборот, русская речь его становилась на удивление правильной. Слова он начинал произносить с такой старательностью, будто пытался подчеркнуть языковую небрежность, проявляемую всем его ближайшим окружением.

В то же время все, кто близко знал вождя, знали и то, что страшнее всего он бывает именно тогда, когда у него вдруг начинал прорезаться мрачный кавказский юмор. Вместе с ним срабатывала и столь же мрачная необузданная фантазия, заносившая диктатора то в сети маниакального подозрения, то на пуанты щедрости – и тогда возвышение одних вершилось на крови и костях других.

– Таковым было ваше распоряжение, товарищ Сталин, – зачем-то попытался оправдаться секретарь.

За окном сгущались вечерние сумерки, а во дворе ждала машина, которую Сталин вызвал, намереваясь провести завтрашнее воскресенье на своей загородной даче. Это был один из тех немногих военных выходных, когда «отец народов» позволял себе отдохнуть, подчиняясь при этом одной из им же в порыве кавказского юмора сотворенных формул: «Кагда таварыщ Сталын атдыхаэт, страна можэт аблэгченно вздахнуть». Наподобие известного: «Когда русский царь спит, Европа может подождать».