Странная практика - стр. 16
[4], – почему-то добавила она по-французски.
Гарри засмеялся.
– Ты вообще не ложилась, да? Я вижу. Иди отсюда, не мешай работать. Позвоню, как только получу результаты по этой гадости.
Она кивнула, борясь с очередным зевком, и взяла свою громадную и неопрятную сумку.
– Ладно. Буду на связи, Гарри. И спасибо. Правда.
Он уже взялся за образец, чтобы подготовить его для газового хромато-масс-спектрометра, и только молча кивнул. Такие же обидно-рассеянные кивки, она без радости вспоминала, были, когда они встречались. Грета сунула руки в карманы и направилась к выходу из лаборатории, сознательно стараясь думать о чем-то – о чем угодно – другом.
Личной жизни у Греты практически не было из-за постоянной занятости и потому, что ничего хорошего из попыток встречаться с кем-то, совершенно не связанным с тем миром, в котором она работала, не могло выйти. Она считаные разы завязывала с кем-то отношения, которые ни разу не продлились больше нескольких месяцев и в целом доставляли мало радости. Во-первых, трудно было находить все новые и убедительные отговорки относительно дневной работы: Грета в итоге пришла к фразе: «…у меня частная практика с особыми пациентами» и ссылалась на врачебную тайну, чтобы не обсуждать то, чем она на самом деле занимается, однако это все равно выматывало. Она позволила Гарри считать, не афишируя этого, что лечит заболевания, о которых просто не принято говорить, однако застольные разговоры на тему «как прошел твой день» становились ежедневным минным полем, а плюсы от близких отношений этого не компенсировали.
Тем не менее знакомство с Гарри оставалось полезным, так что Грета время от времени к нему обращалась, когда нужно было провести какой-то анализ, и была очень-очень благодарна ему за то, что он не задавал вопросов, особенно начинающихся со слов «почему».
Она выбралась из лабораторного корпуса, особо не глядя по сторонам, пока не оказалась на улице перед фасадом здания.
Королевская лондонская больница изначально была не слишком красивым строением: коричневато-желтый кирпич и кое-как натыканные пилястры в попытке соблюсти классическую внушительность. Со временем к зданию то тут, то там добавляли какие-то куски, включая громадный ряд прямоугольных пристроек, облаченных в синее стекло, которые очень странно контрастировали с георгианской архитектурой первого здания. Больница была уродливая, но явно процветала и работала, не рассчитывая на голый оптимизм и заплатки.
Ее собственный кабинет на Харли-стрит был максимально спартанским и располагался в этом престижном, для частных врачей, районе только из-за того, что помещение полностью принадлежало ее отцу и перешло к ней по завещанию после его смерти вместе с суммой, которой как раз хватило, чтобы заплатить налог на наследство. Сейчас ее соседями были в основном другие специализированные приемные, а не личные кабинеты знаменитых и (или) орденоносных медиков, однако она все равно остро ощущала собственную относительную ничтожность. Соответствовать исторически сложившемуся лондонскому врачебному ВИП-району было довольно утомительным делом, особенно учитывая то, что у нее не хватало денег, чтобы ее собственная приемная смотрелась так же шикарно, как остальная часть улицы, даже с защитными иллюзиями на двери. Те деньги, которые у нее оставались – за вычетом личных и деловых расходов, – уходили на то, чтобы обеспечить ее наименее благополучных пациентов самым необходимым.