Странная погода - стр. 14
– Вы заплатили десять долларов, браток, и получили горючего на десять долларов, – сказал Мэт, сидя на высоком табурете за прилавком под сигаретными стойками.
– Из вас двоих кто-нибудь знает, как считать по-английски? – спросил Финикиец. – Я, вашу мать, детеныша послал с двадцаткой.
Я типа всю свою «Полярную голубизну на кока-коле со льдом» залпом проглотил. Кровь во мне волнами заходила от ледяного шока. Я хлопнул ладонью по кармашку на тенниске, трепеща от ужаса. Я сразу же понял, что я натворил. Я залез в кармашек, нащупал там денежку и, не глядя, швырнул ее на прилавок. Только отдал-то я десятку, которую Ларри Бьюкс всучил мне раньше, а не двадцатку, врученную мне Финикийцем на стоянке.
Единственное, что пришло мне в голову сделать, это унизиться – как можно быстрее и полнее. Я готов был заплакать, а ведь Финикиец еще и не заорал на меня. Я выкатился на средину магазина, задев бедром проволочную стойку с картофельными чипсами. Пакетики разлетелись во все стороны. Я выскреб двадцатку из кармашка тенниски.
– Ой, простите, ой, простите, я виноват, ой, простите. Ой, это я напортачил. Я виноват. Я виноват. Я даже не взглянул на деньги, когда бросил их на прилавок, мистер, должно быть, положил свою десятку вместо вашей двадцатки. Клянусь, я клянусь, я не…
– Когда я сказал, что ты можешь оставить сдачу себе и купить на нее таблеток для похудания, я не имел в виду, что ты можешь отхерачить у меня червонец. – Он поднял руку, словно намеревался хлопнуть меня по макушке.
Пришел он со своим фотоаппаратом: тот был зажат у него в другой руке, – и, как я ни трепетал, а все ж подумал, странно, что он его попросту в машине не оставил.
– Да нет же, правда, я никогда, клянусь Богом… – балаболил я, а в глазах у меня опасно защипало, того и гляди слезы брызнут. В опрометчивости своей я поставил 32-унциевый стакан «Голубизны» на край прилавка, и в тот миг, когда я его отпустил, ситуация из просто плохой сделалась гораздо, гораздо хуже. Стакан перевернулся и упал, ударился об пол, забрызгал ему брюки в паху и оросил сапфировыми каплями его фотоаппарат.
– Твою мать! – вскричал Финикиец и подался назад, пританцовывая на мысках ковбойских сапог. – Ты что, твою мать, дебил, ты, громадная куча дерьма?!
– Эй, – прикрикнула мама Мэта, тыча пальчиком в Финикийца. – Эй, эй, эй… никаких драк в магазине, я полицию вызову!
Финикиец опустил взгляд на запятнанную голубым одежду, потом вновь поднял его на меня. Лицо его помрачнело. Положив не похожий на себя «Полароид» на прилавок, он шагнул ко мне. Не знаю, каковы были его намерения, только левая нога его подвернулась в луже «Полярной голубизны на кока-коле со льдом», и он зашатался. У сапог этих были высокие кубинские каблуки, на вид они казались надежными, однако, должно быть, ходить на них было не легче, чем вышагивать на шестидюймовых шпильках. Финикиец едва-едва устоял и не шлепнулся на одно колено.