Страна вечного детства - стр. 9
Он собрал пальцы, бросил их бардачок. Приехал к дому. Решил избавиться от них, выкинуть куда-нибудь в кусты. Открыл бардачок и увидел, что это уже и не пальцы, а три тёмных глиняных слепка.
Илья не стал их выкидывать, принёс домой, а они через пару дней высохли и рассыпались в пыль. С тех пор мой друг видел Попутчика на дороге ещё несколько раз, но больше никогда его не подбирал. Проезжая мимо, он смотрел на его правую руку, но так и не смог разглядеть, всё ли у него было в порядке с пальцами.
Я слушал Илюху и не верил ему, строил скептичные догадки.
– Ты помнишь бабку? – спросил мой друг. – Которая у нас перед домом дорожки подметала?
– Какую бабку? – не понял я.
– Мы на Морозова жили, там бабка такая молчаливая по утрам мела дорожки, – пояснил Илья. – Помнишь её?
– Ну! – я пожал плечами. Вроде была там какая-то старушка.
– Так вот она тоже из этих… из ненастоящих, – уверял меня друг.
– С чего ты взял? – я всё больше сомневался в адекватности Ильи.
– Так я её недавно видел, – сказал он. – Она до сих пор там ходит с метлой своей. Бабка бабкой, но до сих пор не померла. А сколько лет прошло! Тридцать?
– Мы были маленькие, женщина была моложе, а нам она казалась бабушкой, – спорил я. – А сейчас она и вправду состарилась.
– Нет! – настаивал Илюха. – Она всегда была дряхлой старухой, я помню! Эти ненастоящие никогда не меняются! Есть ещё один мужик… У реки рядом с мостом стоит часто. Он тоже ненастоящий.
Не стал я больше с ним спорить, вспомнил, что дома меня ждут жена и дочь. Попытался взять с друга обещание, что он не будет пить, сказал, что зайду ещё на недельке.
Рассказы Ильи я тогда всерьёз не воспринял, но всё-таки его слова заставили меня придаться воспоминаниям. Вспомнил бабку, что подметала во дворе. Ходила она с самодельной метлой. И зачем она это делала? Ведь на то были дворники. Странная одинокая старушка, мы с ней здоровались, а она только кивала головой, не произнося ни слова.
Жили мы тогда в старом доме, в перестроенной казарме, рядом с ткацкой фабрикой. И нашу улицу называли «улицей висельников».
Работа на фабрике была тяжёлая, местные мужчины от такой жизни спивались, и самоубийства не были редкостью. Помню, шёл домой из школы, а от подъезда дорожка из еловых веток тянется. Слышу, соседи разговаривают:
– Кого хоронили?
– Да Шлыков повесился.
И это было в порядке вещей. Один повесился, другой повесился. Серая зима, серый дом, чёрные деревья, и старуха в старом пуховом платке и в телогрейке метёт тротуар. Скука и уныние. Таким мне запомнился наш тупиковый район. Хорошо, что мы оттуда переехали.