Стоять до последнего - стр. 56
– Притормози, Михеич, – попросил Телеверов.
Шофер буркнул что-то под нос и нажал на тормоз. Он знал, что подполковник сейчас набьет «эмку» до отказа беженцами и мотор будет перегреваться, с натугой тащить перегруженную машину. И потому, не возражая открыто, лишь нечленораздельно бурчал.
– Людей надо жалеть, а не железо, Михеич, – и подполковник показал на уныло бредущих высокого старика с увесистым спортивным рюкзаком за плечами и старуху с плетеной корзиной в руках, потом на грузную пожилую крестьянку с узлами и на уставшую молодую женщину с двумя детьми: девочка лет десяти с рыжими косичками почти волочила по земле набитую хозяйственную сумку, и пятилетний малыш держался за материнскую юбку, прижимая другой ручонкой к груди плюшевого мишку с оторванной лапой.
– Помоги им, Михеич. Сам я пересяду на переднее место.
Шофер открыл дверцы и помог беженцам втиснуться в машину.
– И нас возьми!
– Подвези, командир, хоть чуть-чуть! Машину окружили, в глазах мольба, отчаяние… Всех бы взял Телеверов, но машина не резиновая.
– Поехали, – буркнул Телеверов, посадив на колени девочку.
Она была легкая и хрупкая, как тростинка, а в синих, словно нарисованных, продолговатых глазах таились недетская печаль, усталость и озабоченность взрослого человека, битого жизнью, и какая-то упрямая решительность.
– Как тебя зовут? – спросил Николай Гаврилович.
– Меня? Леной… Лена Костикова, – сказала девочка. – А братишку звать Петухом, Петька. Папа наш на фронте воюет. Он командир.
– Издалека идете?
– Из Риги. Из военного городка, там наша квартира осталась. В нее бомба попала. Немцы с самолета бросили.
– Вторую неделю маемся по дорогам, от самой Риги, еле успели выскочить из города, – усталым охрипшим голосом говорила женщина, убаюкивая малыша, – вы даже не представляете, что там творится…
– Далеко немцы не пройдут. На старой границе им ход закроют, – со знанием дела говорил тихим голосом старик. – Еще как остановят!..
– Дай, Господь Бог, силу, останови нечисть поганую, – скорбно шамкала старуха.
Старики как-то быстро притихли и, убаюканные ровным шумом мотора, вскоре задремали. Путь у каждого был нелегкий, и усталость дала о себе знать. Только русоволосая женщина с ребенком на руках, уставившись в одну точку тяжелым, сухим, невидящим взглядом, думала свою нелегкую думу, не веря в то, что и бомбежки, и танки, и война когда-нибудь кончатся…
Машина мчалась лесной дорогой. Долгий летний день угасал. В сосняке тихо смеркалось, длинные тени косо чертили пыльную дорогу, отчего она казалась полосатой и печальной.