Стопроцентные чары. Пас 2. Кроссовер масок - стр. 7
уважали его. Они. Эти нелюди. Эти немаги. Эти представители Хаоса. Грегори понятия не имел, чем заслужил их уважение. Но Лакрисса, как и многие, считала, что его заслуги велики. Тогда, возможно, он и правда идет по верному пути.
Бросив мимолетный взгляд через плечо, Грегори заметил Ровена, а рядом с ним Аркадию Теньковскую. Демон наклонился к ней, а затем отстранился. Девушка выглядела обескураженной, отчего Грегори заключил, что Шарора вновь наговорил ей всяких гадостей. Юноша был уверен, что в столовой демон драку точно не затеет, но вот осыпать оскорблениями – это сколько угодно.
Грегори отвернулся и присел на скамью. Стоило серьезно переговорить с Ровеном по поводу Теньковской. Пусть держится от девчонки подальше. Она – полукровка и постоять за себя не сумеет. Грегори придется следить, чтобы ни одна волшебная тварь не покусилась на нее. Вот и еще одна проблема на его голову.
А Ровен его удивлял. Друзьями они не были, товарищами по команде числились с формальной точки зрения, но Грегори успел уяснить, что демону, в общем-то, все было безынтересно. Одного впечатления на один объект – одушевленный или неодушевленный – вполне хватало для Ровена, а затем искорка любопытства гасла, и он просто игнорировал все, что уже успел «изучить». Но его отношение к Теньковской выбивалось из привычной системы поведения, поэтому Грегори терялся в догадках, чем вызвана такая перемена. Исчезли отрешенность и сдержанность. Такого менее равнодушного Ровена он не знал, как и не мог предсказать, к чему приведут эти изменения – к чему-то хорошему или к беде. Ну главное, чтобы не грохнул девчонку.
Пододвинув к себе тарелку с супом, Грегори принялся гипнотизировать кусочки картофеля по краям, уговаривая себя поесть. Беспокойство никуда не делось и все еще скоблилось паразитом внутри его тела, вызывая рвотные спазмы. Кривясь, юноша глотнул холодного чая.
Рядом с его подносом с грохотом опустился еще один поднос, и кто-то присел на скамейку напротив. Грегори предпочитал обедать один, и единственные, кто смел нарушать его минутки душевного привата, были Лакрисса и Константин. Но Константин перед тем, как присоединиться к нему, всегда здоровался, просил разрешения присесть, а затем деликатно опускал поднос на стол и аккуратно занимал скамейку. Если не считать его редких, но сногсшибательных высказываний, как, например, то, что он выдал вчера на первой паре перед первокурсниками, то Шторм являл собой воплощение наивысшей тактичности и корректности. Ну а Лакрисса, желающая составить Грегори компанию, обозначала свое присутствие задолго до того, как добиралась до его стола. Девичьи вопли, наполненные нескончаемым энтузиазмом, доносились до него уже тогда, когда ее фигурка только возникала на входе в столовую.