Столп огненный - стр. 68

У Барни имелась весомая причина выйти к реке в этакую рань. Он проживал в доме Карлоса Круса, своего троюродного брата и мастера по металлу. Севилья производила и поставляла оружие для бесчисленных войн испанского короля Фелипе Второго, и потому металла вечно не хватало. Карлос скупал все, что доставляли суда матери Барни: свинец с холмов Мендип шел на снаряды, олово из корнуолльских копей – на корабельные рундуки для пищи и на посуду, а важнее всего была железная руда. Конечно, руду и металл доставляли в Севилью и другие торговцы, с юга Англии и с севера Испании, и Карлос закупался у всех.

Барни остановился понаблюдать, как аккуратно ставят к причалу только что прибывшее судно. Очертания выглядели знакомыми, и его сердце забилось быстрее в радостной надежде. Судно имело около ста футов в длину и около двадцати в поперечнике, узкие линии потешили бы душу любого морехода, обожавшего резвость и прыть. Барни прикинул, что судно должно брать до сотни тонн. Три мачты, пять квадратных парусов, косой треугольный парус на средней мачте для управления; это и вправду должен быть резвый корабль.

Возможно, это «Ястреб», принадлежащий Филберту Кобли из Кингсбриджа. Услышав, как матросы перекликаются по-английски, Барни уверился в своем предположении. Потом мужчина лет сорока, с лысой, бронзовой от загара головой и русой бородкой, спустился с борта в хлюпавшую под ногами воду на отмели, и Барни узнал Джонатана Гринленда, часто ходившего первым помощником со шкипом Бэконом.

Он подождал, пока Джонатан обвяжет канат вокруг кола, вбитого глубоко в отмель. Дома люди вроде Джонатана не упускали случая пропустить стаканчик-другой в доме Уиллардов напротив кингсбриджского собора, ибо все знали, сколь охоча Элис Уиллард до новостей откуда угодно. В детстве Барни частенько слушал байки Джонатана, который рассказывал об Африке, России и Новом Свете, дивных местах, где всегда светит солнце или где никогда не тает снег, и в этих байках сведения о ценах и особенностях местной политики причудливо смешивались с историями об изменах и пиратах, о восстаниях и абордажах.

Любимой у Барни была история о том, как Джонатан стал моряком. В возрасте пятнадцати лет Гринленд одним субботним вечером упился вусмерть в таверне «Веселый матрос» в гавани Кума, а проснулся утром в двух милях от берега, на борту судна, идущего в Лиссабон. Чтобы вернуться в Англию, ему понадобилось четыре года, а когда он все-таки вернулся, то привез столько денег, что хватило построить дом. Обычно Джонатан излагал эту историю как предостережение молодым, однако юный Барни воспринимал все случившееся как восхитительное приключение и мечтал о том, чтобы и с ним произошло нечто подобное. И поныне, пусть ему стукнуло двадцать, он не переставал грезить морем.