Столичный доктор - стр. 9
«Chérie Евгений!
Я пишу тебе с тяжелым сердцем, чтобы сообщить о своем решении. С тех пор как мы встретились, я нашла в тебе друга, опору и даже любовь. Но сейчас, когда наши пути начинают расходиться, я понимаю, что время пришло.
Мы оба понимаем, что в нашей жизни грядут перемены (увы, увы, tout cela est très triste…), и мы должны быть готовы к ним. Я знаю, в каком ты сейчас положении, и это делает наше расставание еще труднее. Мне жаль, что все так складывается! Но я знаю, что мы оба будем сильнее благодаря этому опыту.
Ты знаешь, что моя жизнь принадлежит искусству, у меня есть договор с театром, и я вынуждена ездить на гастроли. Директор ведет себя ужасно, тащит везде эту кокотку Жанель. Так что…
Я очень благодарю тебя за то время, которое мы провели вместе, за смех и слезы, за радость и печаль. Ты был моей опорой и моей радостью, и я никогда тебя не забуду!
Ольга.
P.S. Ах да! Вынуждена взять двести рублей, что лежат в тайнике. Прости! Они мне сейчас нужнее, отдам как только смогу!»
Я перечитал письмо, даже зачем-то понюхал его. Пахло цветочными духами. Почерк был быстрый, летящий. Кое-где были посажены небольшие кляксы.
Эх, Ольга, Ольга… Мне даже стало обидно за Евгения. Выбрал себе такую ветреную особу, которая сбежала, как только с возлюбленным случилась беда. Да еще и обворовала его, судя по постскриптуму.
Я засунул «письмо Татьяны» обратно в сейф, закрыл Ломоносову голову. Внутри меня грызла какая-то обида. Вроде бы занял чужое тело, совсем слегка увидел постороннюю жизнь, а уж примеряю ее на себя, раздражаюсь и злюсь. Что бы я тот, будущий, сделал с этой Ольгой? Как бы повел себя? Воровка сама на себя написала показания в полицию. Отдать письмо следователям, написать заявление, или как оно тут называется, и поедет Оленька не на гастроли, а совсем в другое место.
Задумался. Нет, я так поступить не могу. А как могу? Внезапно все тело бросило в жар, резко заломили кости. Заодно напомнил о себе позвоночник такой тянущей, нетерпимой болью, что я даже застонал. Но тихо, через зубы. Странный какой-то приступ, охватывает все тело, а не только травмированную спину.
Когда пришел Кузьма и позвал одеваться, я уже думал отказаться от поездки. Только сейчас я понял, почему Баталов не хотел вставать с постели. Слабость, боль, ломота с жаром, всего трясет, будто алкаша после запоя. Ощутил себя натуральным ветхозаветным Иовом, которого мучают все болячки разом. Нет, не то чтобы я был большим христианином, который изучает всех святых по Библии, но найти утешение в Книге Книг – особенно в Екклесиасте с его знаменитой фразой «суета сует» – получилось. Такая вот религиозная психотерапия.