Столичный доктор. Клятва врача - стр. 7
Я тяжело вздохнул. С Винокуровым-старшим мы насчет брата уже давно не разговаривали. Заключили некий «пакт» о молчании. Прямо по древнему правилу «не спрашивай – не отвечай». Тем более Александр «встал» на новую подстанцию, дел у него было выше крыши.
– Нагайкой могли казаки приласкать. Их на разгоны стачек вызывают.
Ой, зря власть злит народ. Вместо того чтобы дать гражданам рабочее законодательство… точнее, вообще сделать народ гражданами с правами, царь предпочитает плыть по течению. А мы вместе с ним плывем к огромному водопаду. Ниагарскому.
Первый сигнал – нет, это даже не Ходынка. Давка станет дурным знаком лишь для небольшой части неофициального духовенства. Всякие толстовцы, иоанниты…
И не Русско-японская война. Тут в царе засомневалась лишь каста военных да незначительная часть левой интеллигенции. Последние будут радостно тереть ладошки. «Акелла промахнулся». Полезли в Корею и получили по сусалам. Так вам и надо. Не с нашим рылом да в калашный ряд мировых гегемонов.
И даже не подавление революции девятьсот пятого года, не Ленский расстрел заложили основу ипатьевского подвала – здесь разуверилась в императорском доме правая интеллигенция, часть пролетариата. Народ же все еще «безмолвствовал».
Финалом десакрализации Романовых стало Кровавое воскресенье. К царю с петициями шли вчерашние крестьяне – рабочие со своими семьями. И вел их «народный поп» Гапон. Шли с хоругвями, иконами. Славили Николая, ждали и надеялись. А тут расстрел, казаки… Погибли женщины, подростки. Вся Россия ужаснулась. Раненых никто не спасал, врачей не пускали через оцепление… Тут-то леваки и вцепятся в отличный повод. Нелегальные газеты начнут расходиться огромными тиражами, у агитаторов тоже появится шикарный повод для призывов к свержению монархии.
Ну а Первая мировая – это уже гвоздь в гроб империи. Вписались за славян-братушек, только всякие болгары да сербы добра не помнят и не ценят. А немецкая военная машина – это немецкая военная машина.
– Ты чего такой мрачный? Ну улыбнись! – Талль опять погладила меня по лицу.
– Виктория Августовна, – официальным тоном обратился я к девушке. – После утреннего обхода извольте заехать в книжную лавку.
– Зачем?
– Хочу повесить портрет императора в кабинете.
– В приемном же висит один… – растерялась Вика.
– И тут пусть будет.
Не в качестве символа, но как напоминание. О том, куда «едет» страна. «Ниагарский водопад» он вон, шумит уже впереди.
Такое впечатление, что все только и ждут момент, когда я войду в кабинет, чтобы немедленно ворваться следом и сообщить о срочной нужде. А ведь практически у всех есть доступ к моему организму почти круглосуточно. А с другой стороны, хорошо, что стараются не беспокоить меня, когда я не на работе.