Сто тысяч раз прощай - стр. 2

, и, хотя рядом крутились девчонки – Дебби Уорик, Бекки Бойн, Шерон Финдли, – наша компания оставалась самодостаточной и неприступной. Притом что ни один из нас не играл на музыкальных инструментах, мы воображали себя рок-группой. Харпер, с общего согласия, обеспечивал гитару-соло и вокал. Фокс отвечал за бас-гитару и задавал ритм низким «бум-бум-бум». Ллойд, объявивший себя «бешеным», стал барабанщиком, а мне остались…

– Маракасы, – сказал в свое время Ллойд, и мы захохотали, а Маракас потом добавился к длинному списку прозвищ.

Сейчас Фокс вывел их на моей форменной рубашке, да еще подрисовал череп и под ним – скрещенные маракасы, наподобие воинского знака отличия. Дебби Уорик – у нее мать работала стюардессой – притаранила в класс целую сумку маленьких шоколадных бутылочек с ликером (нашими любимыми были «кофе со сливками» и «мята-кокос»), и мы, отправляя их в рот пригоршнями, давились, содрогались и плевались, а мистер Эмброуз положил ноги на стол и впился глазами в крутившееся фоном видео «Освободите Вилли – 2», которое никого не колыхало.

В памяти еще было живо легендарное столовское побоище девяносто четвертого года, когда под ногами взрывались пакетики кетчупа, по воздуху сюрикэнами ниндзя летали порции рыбы в панировке, а картофелины в мундире взмывали и падали по дуге, как гранаты. Вот и сейчас Харпер, в порядке эксперимента взяв за хвостик сосиску в кожистой оболочке, начал подзуживать Фокса: «Давай. Или слабо тебе?», но среди столов тюремщиками расхаживали учителя, и обещания шоколадного бисквита под шоколадным соусом смогли нейтрализовать опасность момента.

В актовом зале мистер Паско толкнул речь, которую нетрудно было просчитать: призвал всех смотреть в будущее, не забывая о прошлом, ставить высокие цели, но не страшиться падений, верить в себя, но думать о других. Важны, мол, не только те знания, которые мы получили (а он надеется, что мы получили очень большой объем знаний!), но и то, какими мы выросли, а мы, уж какими выросли, его слушали, застряв между цинизмом и сентиментальностью, хорохорились, но втайне страшились и тосковали. Мы ухмылялись и закатывали глаза, но в других рядах многие держались за руки и хлюпали носами, внимая призывам беречь старую дружбу – дружбу, которую мы пронесем через всю жизнь.

– Через всю жизнь? Еще не хватало, – сказал Фокс, любовно отрабатывая на мне прием с захватом головы и тычками кулаком.

Настал черед награждений, и мы в своих креслах сползли еще ниже. Грамоты всегда вручались одним и тем же ученикам, и жидкие аплодисменты зала стихали задолго до того, как очередной отличник успевал спуститься со сцены и, зажав подбородком наградной книжный купон, предстать перед фоторепортером местной газеты, как для процедуры опознания. А потом на сцену шумно высыпал школьный свинговый оркестр под управлением мистера Соломона, чтобы порадовать нас звуками американского биг-бэнда – какофонией и дерготней этой гленн-миллеровской вещи, «В настроении».