Стихотворения. Проза - стр. 47

И нахохленные орлы с совиными крыльями, еще

                                    не оскверненные Византией.

Холодно розе в снегу:

                  на Севане снег в три аршина…

                  Вытащил горный рыбак расписные лазурные

                                                                                          сани,

                  Сытых форелей усатые морды

                  несут полицейскую службу

                  на известковом дне.

А в Эривани и в Эчмиадзине

                  весь воздух выпила огромная гора,

                  Ее бы приманить какой-то окариной

                  Иль дудкой приручить, чтоб таял снег во рту.

Снега, снега, снега на рисовой бумаге,

                  Гора плывет к губам.

                  Мне холодно. Я рад…

Какая роскошь в нищенском селеньи

Волосяная музыка воды!

Что это? Пряжа? Звук? Предупрежденье?

Чур-чур меня! Далёко ль до беды!

И в лабиринте влажного распева

Такая душная стрекочет мгла,

Как будто в гости водяная дева

К часовщику подземному пришла.

О порфирные цокая граниты,

Спотыкается крестьянская лошадка,

Забираясь на лысый цоколь

Государственного звонкого камня.

А за нею с узелками сыра,

Еле дух переводя, бегут курдины,

Примирившие дьявола и бога,

Каждому воздавши половину.

Лазурь да глина, глина да лазурь.

Чего ж тебе еще? Скорей глаза сощурь,

Как близорукий шах над перстнем

                                            бирюзовым, —

Над книгой звонких глин, над книжною

                                                      землей,

Над гнойной книгою, над глиной дорогой,

Которой мучимся, как музыкой и словом.

Я тебя никогда не увижу,

Близорукое армянское небо,

И уже не взгляну, прищурясь,

На дорожный шатер Арарата,

И уже никогда не раскрою

В библиотеке авторов гончарных

Прекрасной земли пустотелую книгу,

По которой учились первые люди.