Степная сага. Повести, рассказы, очерки - стр. 34

– И впрямь сам ходит! – подивилась Оксана Семёновна. – Яша, ты как?

– Вишь, оказывается, еще сам могу двигаться. Токо зябко почему-то…

– Счас полушалок накину.

Семёновна достала из шкафа свой бежевый в розовых цветах большой платок и укутала плечи мужа.

– Так лучше?

– Получше, кажись. Покрасовался женихом, теперь Бабой-ягой побуду, – пошутил старик, глянув в зеркало. – В полушалке я впрямь как энта старушенция.

– А Баба-яга на самом деле – дед, – сказал Валентин. – На тюркском «бабай ага» означает – старый человек, дед.

– Ишь как! А наши сказочники зачем-то переиначили смысл.

– Чем непонятней, тем интереснее, наверно?

– Сынок, ты бы до друзей сходил, – предложила Оксана Семёновна. – Чего с нами день-деньской хороводиться? Поднял отца на ноги, он теперича потро́шки будет сам управляться. А ты развейся. Повидай школьных товарищев. Они завсегда про тебя интересуются, особенно дружок твой – Саша Григорьев. Зараз под зиму работы в поле нет, все дома хозяинуют. Прогуляйся по станице, кого-нибудь и встренешь.

– Ты, как всегда, права, мамуля, надо повидаться с одноклассниками, но и отца оставлять одного пока рискованно, не кувыркнулся бы.

– Да я дюже взбрыкивать не буду, – подал голос Яков Васильевич. – Байдик материн возьму для помощи. Похожу – отдохну, потом еще трошки похожу. А ты сходи проветрись.

В просторной и светлой горнице дома Григорьевых, которую украшали и делали уютной нарядные тюлевые узорчатые гардины на окнах, задорно звенела гитара. Разбитной гитарист, с негустым венчиком рыжеватых волос вокруг лысой головы, со слегка выпученными глазами и лихо закрученными а-ля казак усами, старательно озвучивал шлягеры Александра Розенбаума.

Это был один из пяти оставшихся в станице после окончания школы одноклассников Валентина Середина – Владимир Ложкин – неунывающий разночинец и «великий комбинатор» местного масштаба.

Пока другие одноклассники, пришедшие вместе с ним к Григорьевым, вразнобой шумели вокруг Валентина, приветствуя столичного гостя, Владимир демонстрировал полное равнодушие к мирской суете и был всецело занят служением вечному – музыке. Чуть сипловатым голосом громко выводил:

– Володя, саван – это одежда или покрывало на покойнике, а не гроб. Полотно состругать нельзя, – обронил реплику в адрес поющего Валентин. – Не по-русски сказано.

– А народ поет, – не прерывая игры, отозвался гитарист. – Значится, понимает образный язык песни. Тебе ли, господин журналист, объяснять такие прописные истины?