Степан Разин. Историческое повествование - стр. 15
В тесный круг казаков снова вышел войсковой атаман Наум Васильев, подняв руку с атаманской булавой, требуя тишины. Мало-помалу разгоряченные недавними выборами зимой станицы казаки притихли.
– Атаманы молодцы! – зычно возгласил он. – Бьет нам челом середний сын Тимофея Рази Стенька, просит отпустить ево на Соловки помолиться святым чудотворцам Зосиме и Савватию, потому как покойный отец ево, Тимофей, царство ему небесное, умирая, завещал ему поклониться соловецким святым. Любо ли вам, атаманы молодцы, уважить просьбу Стеньки и отпустить ево в нелегкий путь к Соловкам? – закончил свое выступление Васильев.
– Доброе дело! – выкрикнуло несколько голосов. – Пущай идеть Стенька в Соловки. Тимош Разя был добрый казак, надобно помолиться за упокой его светлой души, царство ему небесное, земля ему пухом!
– А не молод ли Стенька, чтоб иттить по Руси Великой столь верст, вить нелегок и неблизок путь? – громко засомневался кто-то из казаков. – Ого, куда иттить!
– Молод, да силен и удал Стенька! – выручил крестника Корнила Яковлев. – Я спокоен за Стеньку, дойдет!
– Любо! Пусть идет! – дружно закричали казаки, и Степан получил отпускную грамоту, чтобы воронежский воевода не схватил его за бродяжничество и не отправил под стражей на Дон.
В тот же день войсковой писарь от имени Наума Васильева отписал государю в Москву грамоту. В ней говорилось: «Государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа Русии холопи твои атаманы и казаки Наумко Васильев и все войско Донское челом бьет. В нынешнем, государь, во 161-м году ноября в пятый день бил челом… Стенька Тимофеев сын Разин… чтоб ты, государь, пожаловал ево, Стеньку, отпустить… помолитися преподобным отцам Изосиму и Савватию… И мы, государь, того Стеньку отпустили в Дону к тебе, государь, к Москве по обещанью ево помолитися чудотворцам ноября в 5 день»[41].
Стоял ноябрь. Поздняя осень властвовала на притихших донских просторах. Птицы давно улетели в теплые края, деревья стояли голые, унылые, лишь на дубах сухо и неприятно шелестели буро-коричневые листья. Вода в Дону потемнела, стала холодной и свинцово-тяжелой. Нудные осенние дожди безжалостно расквасили дороги, по которым ехал Разин в Москву. Несмотря на печальную погоду, на душе Степана было весело и по-юношески светло. Его влекла и радовала неведомая дорога, а степь необъятная, что раскинулась под осенним небом, будила мысли о прошлом. Когда-то здесь обитали различные народы, сгинувшие в бездне времени. Тысячи лошадиных копыт оставили невидимые следы на донском раздольи, в бурой степной земле Степану чудилась кровь людей, пролитая в жесточикх битвах, которые многократно громыхали здесь в течение долгой истории донской земли. На пути встречались молчаливые курганы с безразличными ко всему каменными бабами на вершинах – метами прошлого времени. «Что скрыто в этих курганах, что покоится там?» – думалось Степану. – Крестный сказывал: богатыри древние схоронены в курганах!» Степан поднял голову: в хмуром неласковом небе кружил одинокий орел, выискивая добычу, а вдалеке, на краю неба, печально тянулся в теплые края птичий клин, унылыми криками иногда врываясь в осеннюю тишину степи… Осень… На душе у Степана лежала печать тревожной радости: что там впереди?! Дорога, дорога, дорога…