Стенающий колодец - стр. 3
Читатель, конечно, знает о традиции рождественского рассказа: этот рассказ часто пугает, но в конце концов близость в нем побеждает любую даль. Все оказываются рядом: и волхвы с пастухами, и дети со взрослыми и бабушками и дедушками. Эта близость может быть трагична, но история о ней не звучит горестно. Новаторство Джеймса – в психологии, а не в самих сюжетах, хотя как творец сюжетов он был изобретателен, как никто. Обычно в рождественском рассказе мы легко понимаем мотивации персонажей, например, диккенсовского Скруджа, – и когда он был закоренелым скрягой, и когда он раскаялся и преобразился. У Джеймса мы скорее догадываемся, например, о том, какой испуг для героя был поворотным, а какой – только сопровождал «главный» испуг, заставляя героя немного задуматься и глубже почувствовать ситуацию.
Джеймс был блестящим чтецом: он сам читал свои рассказы. Кембриджские самодеятельные актеры считали за честь слышать знаменитого профессора, который так же убедительно рассказывал о привидениях, проклятых замках и таинственных предметах мебели. Как будто дело было на лекции и он сообщал, для чего предназначались этот нож или эта ритуальная маска. Когда ты читаешь собственные сочинения вслух, то все возможные повторения или поспешные сюжетные решения оказываются налицо, и поэтому в таком чтении – высшая дисциплина писателя-фантаста. Тексты Джеймса, впрочем, не обязательно читать вслух, их даже не обязательно читать внимательно, но совершенно необходимо – осмотрительно. Только так можно понять, что могло напугать героя и при каких условиях привидение оказывается именно привидением, а не посторонним шумом.
Джеймс, безусловно, и основатель, и классик жанра ghost story (рассказ о привидениях). Конечно, о привидениях говорили задолго до него, достаточно вспомнить такие классические тексты, как «Нортенгерское аббатство» (1803) Джейн Остин, «История с привидением» (1819) Эрнста Теодора Амадея Гофмана или «Легенда о Сонной Лощине» (1820) американца Вашингтона Ирвинга. Но сам Джеймс видел истоки своей фантазии о привидениях не в прозе, а в поэзии: идеальным произведением в этом смысле он считал «Ленору» (1773) Г. Бюргера, балладу о путешествии на коне с мертвым возлюбленным. Читая этот текст, приходишь к важному выводу: только верность любимому человеку, даже после смерти, – та этическая модальность, благодаря которой ты оказываешься достоин всех своих приключений и вообще своей жизни. Ворох событий этой баллады рассмотрен сквозь призму этого нераздельного влечения любви и к смерти, и именно поэтому произведение осталось шедевром на все времена.