Стеклянное лицо - стр. 62
Неверфелл прижала руки к груди, проверяя, не толкнется ли под пальцами сердце той, другой Неверфелл. Сказанное Чилдерсином испугало ее. Она почувствовала себя яйцом, скорлупа которого могла треснуть в любой момент, выпуская скованную забвением сущность. Она прожила семь лет, ничего не зная о своем прошлом. Может, следует и дальше жить без этого знания?
– Нет! – вырвалось у Неверфелл. – Я так больше не могу! Я словно бегаю по кругу, и в голове у меня дырка, и мысли постоянно то выпадают оттуда, то залетают внутрь. Если не выясню, кто я, то так и останусь Неверфелл, которая слегка не в себе, которую никто не воспринимает всерьез. Моя жизнь будет лишена всякого смысла. Я должна узнать, мастер Чилдерсин. Я хочу узнать!
– Хорошо, – ответил Чилдерсин, разом став собранным и деловитым. – Я должен был предупредить тебя о возможных рисках, но мне самому крайне любопытно, что за секрет кто-то столь отчаянно пытается сохранить. Подожди меня здесь.
Он ушел, но вскоре вернулся с хрустальным кубком, на дне которого плескалась буквально пара капель Вина.
– Самое могущественное восстановительное Вино из моих погребов, – сказал Чилдерсин, вручая Неверфелл кубок. Она знала, что Вина способны подхлестнуть увядшие воспоминания, позволяя заново пережить забытые чувства. – Если уж оно не распечатает твою память, то ничто не сможет этого сделать. Так или иначе, мы узнаем, потеряны они для тебя или нет.
Густой, одновременно пугающий и завораживающий аромат коснулся носа Неверфелл. Ей на ум пришли истории о тех, кто сошел с ума, отведав слишком крепкого Вина, или забыл все, кроме дня своего рождения. Поборов охвативший ее страх, Неверфелл поднесла кубок к губам и осушила его.
В следующий миг ей показалось, будто она поднимается в воздух – или мир уплывает вниз. Комната исчезла вместе со стулом, на котором она сидела. Неверфелл зависла над пустотой, совсем как тогда, в клетке, но на сей раз пропасть под ней была полна света, а не тьмы. Из глубины поднялась стая мотыльков, они промчались мимо Неверфелл, едва не задевая ее бордовыми крыльями, но она ощутила лишь легкое дуновение ветра. Вкусы и ароматы засверкали рубиновыми и пурпурными искрами.
А затем Неверфелл швырнуло в темноту, и она почувствовала, как ее тянут в разные стороны. Кто-то большой и очень сильный обхватил Неверфелл за пояс и куда-то тащил, но она цеплялась за руку, что была в два раза больше ее. Она не может отпустить, они не заставят ее, она никогда не отпустит. И та рука держалась за нее так крепко, как могла. В этой руке был весь ее мир, все, что она любила. Но тени, которые желали их разлучить, были слишком большими, слишком сильными и слишком многочисленными. Пальцы Неверфелл выскользнули из такой родной руки, и раздался полный отчаяния крик, крик, который пронзил ее насквозь. Это была ее вина. Во всем виновата только она. Она не смогла удержаться. Пальцы подвели ее.