Стеклянная карта - стр. 14
Со временем она научилась справляться с отсутствием внутреннего хронометра. Теперь, тринадцати лет от роду, она почти никогда не теряла нити разговора. Девочка привыкла наблюдать за окружающими людьми и таким образом определять, когда пора есть, уходить из школы или отправляться в кровать. А еще у нее появилась привычка то и дело трогать свои часы и поглядывать на них. В сумочке Софии хранился рисовальный блокнот, где она делала ежедневные четкие зарисовки, – это была своеобразная карта прошлого и будущего, которая вела ее сквозь бездны неизмеримого времени…
Сбои внутренних часов причиняли ей беспокойство и иного рода. София очень гордилась своими познаниями: она не боялась заблудиться в Бостоне и даже за его пределами, потому что по мере взросления она все чаще путешествовала с Шадраком.
И в школе она училась с примерным прилежанием, учителя любили ее – в отличие от некоторых одноклассников. Она обладала несомненным талантом все раскладывать по полочкам, чтобы дойти до самой сути. Друзья Шадрака неизменно называли ее «разумной не по годам». Их похвалы очень много значили для нее… хотя и не перекрывали изъяна, из-за которого она сама себе казалась ветреной и рассеянной, словно какая-нибудь глупышка.
А всего хуже было то, что происходила она из семьи, члены которой отличались врожденным чувством времени, равно как и умением безошибочно определять направление. Вот у родителей, во всяком случае, точно имелись не только внутренние часы, но и внутренние компасы, воистину достойные великих исследователей. Шадрак тоже мог, не глядя на стрелки, назвать время с точностью до секунды. И как бы он ни подбадривал Софию, забыть о своей ущербности она не могла. Собственно, так и родилась их совместная придумка – Заводная Кора. Это была шутка по поводу проблемы, над которой София смеялась разве что через силу.
С дядей девочка никогда об этом не заговаривала, но было у нее жуткое подозрение насчет того, каким образом она лишилась врожденного ощущения времени. Она представляла себя совсем крошкой, ждущей родителей возле пыльного окна. Часы маленькой Софии тикали и тикали… сперва терпеливо, потом беспокойно… и наконец – отчаянно, отмеряя секунды непоправимого отсутствия мамы и папы.
А потом, когда стало ясно, что ожидание тщетно, часики просто сломались, и вместе с надеждой увидеть дорогих людей девочка утратила и чувство времени.
Как ни любил юную племянницу Шадрак, ежесекундно быть с нею он просто не мог. Увы, на многочисленных студентов-выпускников, которых он постоянно нанимал себе в помощь, чтобы справляться с работой и уходом за ребенком, нельзя было полностью положиться. Маленькая София нередко оставалась в одиночестве, пока дядя с помощниками корпели над составлением карт. Иногда она в самом деле просто ждала маму и папу, прижав к оконному стеклу нос и ладошки. Ее память – возможно, сдобренная воображением – рисовала это ожидание в виде череды долгих и тягостных часов. Солнце вставало и заходило, люди бесконечной вереницей шли мимо окна… а она все мечтала о встрече, все надеялась. Порой ее собственный образ в этих воспоминаниях расплывался, и тогда у окошка оказывалась не трехлетняя малышка, а едва ли не нынешняя София. Дядя вправду не единожды заставал выросшую племянницу у окна. Она стояла в задумчивости, подперев рукой остренький подбородок, карие глаза смотрели куда-то вдаль.