Стая - стр. 49
Туман еще плыл над речной гладью, в камышах шуршали утиные выводки, плескала хвостом на мелководье охочая до мальков щука. В такой тишине любой звук, любой голос казался грохотом, способным поднять на ноги все городище. Видать, потому и грузились на корабли тихо, не бряцая оружием, не гомоня попусту. Протирая помятые за бурную ночь лица, вои ставили на палубу сундуки, вешали на верхний брус борта перевернутые белой стороной щиты[78], вытягивали из-под парусины весла.
Гостомысл появился, когда уже все погрузились. Остановился на берегу, далее не ступив на настил пристани, закутался в корзень, сцепив его на груди руками вместо фибулы. Даже с палубы своей расшивы Избор видел, как трясутся его морщинистые пальцы. Захотелось спрыгнуть, подбежать, обнять старика, пообещать, что непременно вернется, да не один – с Гюдой и Остюгом, и тогда вновь возродится в княжьей избе прежняя радость. Но не спрыгнул. Сглотнул подступивший к горлу комок, упрямо мотнул головой:
– Пошли!
Первым снялся, оттолкнулся весельным всплеском от илистого волховского дна, тяжелый драккар Вадима, За ним, утиным вхлипом, в разбежавшиеся от кормы драккара волны нырнула торговая расшива Энунда, тяжело груженная выкупом за княжьих детей. Охраняя ее, словно прикрывая с кормы, вспорол речные воды острый нос Бьернова снеккара. За снеккаром последовал Избор на своей расшиве – самой большой из всех лодей.
Дружинники толкнулись от берега веслами, палуба под ногами княжича качнулась, фигура отца, окруженного дворовой челядью, отдаляясь, скрылась в тумане. Княжич прошел на нос, сел, уронил лицо в ладони. Перед глазами стоял отец, и от этого хотелось плакать, но в то же время, под тихие всхлипы весел, поднималась изнутри незнакомая радость – впервые Избор сам, без отца, отправлялся в дальний поход. Да еще куда – не на каких-то там лютичей иль эстов, которых бивали не раз, а в урманские края, откуда наведывались в Альдогу быстрые и жаждущие наживы черные драккары. Те из альдожан, что бывали во фьордах урмана иль родились там, редко рассказывали о своем прежнем доме. Большинство из них вовсе были неразговорчивы…
К Избору подскочил один из дружинников – крепыш Латья, указал вперед:
– Выходим из Нево[79], князь.
Слышать о себе «князь» было непривычно. Но для этих людей Избор отныне стал князем, и не было у них на время похода иного правителя. Теперь даже молчаливый и высокомерный Бьерн должен будет называть его князем…
Избор поднялся, всмотрелся в туман – прямо перед ним, шагах в двадцати, шел снеккар Бьериа. На высокой корме одиноко маячила фигура кормщика, из-за безветрия мачту даже не поднимали. Весла тонкими крыльями вздымались над водой и вновь опускались в черную водяную пропасть. Нево-озеро сужалось лесными берегами, освобождая узкий проход меж болотистых лядин.