Стая - стр. 19
– Родился… Кричит, дышит. Живой. Староста кивнул, просветлел лицом:
– Обрядили?
– Все как положено – и отцову силу даровали, и материну выносливость[44]. К Роду обратились. Можно теперича девку твою выпускать…
Горыня тяжело выдохнул, махнул рукой мужикам, сдерживавшим Воронка. Те оживились – защелкали языками, закричали. Конь повел шалым лиловым глазом, переступил с ноги на ногу, уперся, стараясь сдвинуть тяжелую телегу. Та заскрежетала, отползла от входа в избу. Дверь осторожно приоткрылась. На пороге безжизненным тряпичным кулем лежало что-то белое, тканое, мертвое… Ринувшиеся было ко входу мужики попятились.
Айша подошла к дверям следом за Елагеей.
На пороге, согнув ноги и широко распластав руки, лежала Милена. Распущенные волосы закрывали ее плечи. На губах белыми пузырями лопалась пена, содранные ногти сочились кровью. Из остекленевшего, неподвижного глаза сбегала по щеке крупная слеза.
Из-за городьбы опять донеслись крики – счастливые, светлые, суматошные, как солнечный летний день.
– Я… – жалобно всхлипнула Милена. – Я есть хочу… Очень…
Елагея охнула, отодвинула притку в сторону, наклонилась над старостиной дочкой:
– Ну-ка подымайся, горюшко мое, – в избу пойдем. Нечего тут глупости всякие тараторить… Ишь, напужалась до чего…
Повернулась к Айше, рявкнула недовольно:
– А ты что уставилась? Видишь – не в себе она. Давай, давай, ступай отсюда. Что глазеть зазря?
Пришлось отойти.
В ворота, распевая обережные песни и притаптывая ногами в такт, ввалилась гурьба селищенских баб. Одна, посередине, высоко подняв над головой руки, растягивала меж ними мятую и влажную женскую рубашку[45]. Потряхивала ею, словно призывая всех полюбоваться.
– Мужик! Мужик родился! – обрадованно загалдели вокруг.
Айша потихоньку вылезла из шумной толпы, вытянула шею, приглядываясь ко входу в избу. Милены на пороге уже не было – видать, Елагея все-таки увела ее в дом. Зато брошенный всеми Воронок все еще стоял под гнетом тяжелых оглоблей. Фыркал, обиженно потряхивал гривой. Айша подошла к нему, погладила потную шею. Воронок обрадовался, всхрапнул, прихватил ее рукав мягкими губами.
– Хороший ты, хороший, – Айша принялась распрягать жеребца. – Забыли про тебя, да? Ну, ничего, я-то тебя не брошу.
Оглобли удержать не удалось – две тяжелые балки шлепнулись в дворовую пыль, чуть не отдавили притке ноги. Айша подхватила жеребца за гриву, повела к овину. Вместе потихоньку обошли стороной разрезвившуюся челядь, ступили в привычную овинную темноту. Айша услышала сонное посапывание поросей, заинтересовавшаяся ее приходом телочка Зорька просунула в загородь лобастую голову, коротко замычала. Отправив Воронка в загон, притка подкинула ему охапку сена. Из угла к ней бесшумно подобрались оба пса – большие, кудлатые, пахнущие прелой соломой. Шершавый язык приложился к руке притки, обдал горячим влажным теплом.