Стая - стр. 37
Придурок.
По салону машины разносятся резкие звуки гитары, а я разглядываю Доминика, который, положив руку на коробку передач, круто сдает назад. Он даже не смотрит в зеркала заднего вида в поисках встречного транспорта и вылетает с дороги так, словно она является его собственностью.
Обомлев, я оглядываюсь на Шона, и вижу, что он уже ушел.
А потом Доминик вдавливает педаль в пол и летит очертя голову и с бесшабашной прытью. Он плавно переключает скорости и лихо газует на прямых участках дороги. Проходят самые пугающие пятнадцать секунд моей жизни, меня отпускает парализующий страх и я свыкаюсь с такой манерой езды. Тут я понимаю, что увлечена таким приключением, и меня переполняет приятное возбуждение. Сердце гулко стучит в груди, я запрокидываю голову и громко смеюсь.
Я смотрю на Доминика, который мастерски управляет машиной, зная все ухабы мостовой, и придерживается границ желтых полос, словно помня все до единой. Он даже не глядит в мою сторону, но я точно вижу, как дергаются его губы при звуке моего смеха. Я сдержанно изучаю его в тусклом свете салона, чувствуя в теле вибрации от музыки вкупе с рычащим подо мной мотором. Доминик в своей стихии и полностью контролирует происходящее, ведя машину сквозь непроглядную темень. Я едва различаю фары своей машины, как вдруг они гаснут.
Из динамиков ревет «Bundy» группы Animal Alpha, создавая контраст с пугающей ночной тишиной среди окружающих нас вечнозеленых елей. Я кладу руки на приборную панель. Появляется чувство, будто в полете бесшумная машина сжирает дорогу. Упиваясь каждой секундой, я чувствую, как немного меняется обстановка, и начинаю покачиваться под бесовские биты. Если этой поездкой Доминик пытался припугнуть меня или смутить, то, к моему глубочайшему удивлению, он потерпел фиаско.
И пока звучит песня, я на все забиваю, мне все равно до суждений Доминика. Я позволяю себе смаковать эти минуты свободы и возможность отдать свою судьбу в чужие руки. Впервые с приезда в Трипл-Фоллс и начавшегося разлада с матерью я поняла, что моя роль в ее жизни изменилась сильнее, чем мне хотелось бы признать. Теперь я готова принять, что все девятнадцать лет своей жизни чаще, чем она, вела себя как родитель. К себе я относилась строже, чем она. Сама я никогда не подкидывала ей поводов для волнения. Не сосчитать, сколько раз я забирала у матери вино, топтала докуренные до фильтра сигареты и накрывала ее пледом. Я хранила девственность для парня, который, как мне тогда казалось, любил и уважал меня, и притом втайне стыдила маму за жуткую распущенность, которую она позволяла себе в мои юные годы. Мама рассказывала, что была настоящей оторвой, и я изо дня в день становилась свидетелем последствий ее жизненного выбора. Я принимала диаметрально противоположные решения, чем те, что принимала мать. Но в этот миг, всего на несколько секунд, я обо всем забыла. Чувствуя, как развевает ветер мои волосы, я закрываю глаза и просто… лечу.