Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг - стр. 61
Оказавшись у Троицкого моста, Маяковский вспоминает, что когда-то стоял здесь, смотрел вниз на Неву и собирался броситься в воду. Словно во сне, он вдруг видит любимую, чувствует почти “запах кожи, / почти что дыханье, / почти что голос”, ожившее сердце шарахается, он опять “земными мученьями узнан”: “Да здравствует / – снова, – / мое сумасшествие!” – восклицает он, вторя теме сумасшествия в “Облаке в штанах”. Спросив у прохожего об улице Жуковского, он узнает, что эта улица – “Маяковского уже тысячи лет: / он здесь застрелился у двери любимой”. Он осторожно пробирается в дом, узнает квартиру, “все то же, / спальня та ж”. Замечает в темноте “голую лысину”, стискивает кинжал и идет дальше, снова “в любви и в жалости”. Но когда зажигается электричество, он видит, что в квартире живут чужие люди, инженер Николаев с женой. Он бросается вниз по лестнице и находит швейцара. На вопрос “Из сорок второго / куда ее дели?” получает ответ: согласно легенде, она бросилась к нему из окна: “Вот так и валялись / тело на теле”.
Маяковский прервал земное существование из-за неразделенной любви, теперь он вернулся, но любимой больше нет. Куда ему деваться? На какое небо? К какой звезде? Ответа нет. Все погибнет, говорит он, ибо “тот, / кто жизнью движет, / последний луч / над тьмой планет / из солнц последних выжжет”. Сам же он стоит, “огнем обвит, / на несгорающем костре / немыслимой любви” – вариация финальных строк первой части “Облака в штанах”: “Крик последний, – / хоть ты / о том, что горю, в столетия выстони!”
Экзистенциальная тематика, пронизывающая с самого начала творчество Маяковского, в поэме “Человек” достигает кульминации: одинокое “я”, борющееся с врагом поэзии и любви, имя которому легион: необходимость, мещанство, тривиальность быта – “мой неодолимый враг”, Повелитель Всего. Лев Шестов говорит о “людях трагедии”, которые должны постоянно воевать на двух фронтах: “и с «необходимостью», и со своими ближними, которые еще могут приспособляться и поэтому, не ведая, что творят, держат сторону самого страшного врага человечества”. Шестов имел в виду Достоевского и Ницше, но определение в равной степени применимо и к Маяковскому с его трагическим мировоззрением.
Как явствует из названия, “Человек” повествует не о Маяковском в России, а о Человеке во Вселенной; проблематика общая, экзистенциальная, не частная. Тем не менее произведение, как и вся поэзия Маяковского, глубоко автобиографично. Если упоминаний о политических событиях в поэме нет, то присутствие Лили ощущается явственно. Намеки на нее многочисленны, от конкретного адреса – даже номера квартиры! – до перечисления произведений Маяковского; в набросках намеки еще очевидней.