Ставка на невинность - стр. 50

Телефон возле уха жужжит.

– Погоди… – торможу я Медведеву. – О! Адресок скинул... Ах он гандон! – взрываюсь я.

– Чего? Че там? Он тебя в мотель зовёт?

– Нет, – скриплю я зубами.

– В баню?

– Нет…

– Блядь, да, куда? В цирк? Выступать под куполом? Хорош интригу разводить! – психует жертва любопытства.

– На хатку бобра. Знаешь, адресок-то недалеко от той кафешки.

– И что? – не сразу врубается Медведева.

– Все у Германа Александровича на мази. Он в ту кафешку бабов водит, ужинает и в квартирке рядом в койку укладывает!

– А тебе то что? – не понимает она моих переживаний.

– Не знаю, но бесит.

И бесит-таки довольно сильно.

– Так, моралистка, угомонись. Суй свои бритые ноги в скиннис. Через сколько казнь?

– Через час.

– Ага. Звони. Желательно с места событий, но я, так уж и быть, подожду, – и, похихикивая, эта стервь отключается, оставляя меня кипеть в одиночестве.

Чуть не забыв дома договор, на наличии которого так настаивал Герман, я уговариваю себя двинуться навстречу пиздецу. А что он будет, сто пудов. Не важно. Узнал меня Бергман или нет. Договор, кстати, вчера тоже пострадал, но селедкой он пахнет не так заманчиво, как приглашение на свадьбу Лосева.

Через час я прохожу через просторный холл дома по присланному Бергманом адресу и под бдительным взглядом консьержки вызываю лифт.

В кабине меня слегка потряхивает. Когда я позвонила в домофон, голос Германа был очень суров. Я рассматриваю себя, пытаясь понять, какой меня видит Бергман, но сдаюсь.

На двенадцатом этаже всего три квартиры, и дверь нужной мне уже гостеприимно приоткрыта.

Ладно. Где наша не пропадала. Выкручусь. И останусь при кавалере на Димкину женитьбу.

Меня никто не встречает, но услышав клацание язычка замка, откуда из глубины квартиры до меня доносится:

– Левина, проходи. Я почти готов.

Снимаю сапоги и пальто. Тапочек не предусмотрено. Небось неэротично на девочках смотрятся. Ну, полы вроде теплые и чистые.

Бреду на запах кофе и логично попадаю на кухню. Там пусто, но кофеварка еще шипит.

– Ты куда-то не туда пришла, – слышу я из-за спины Бергмана.

Развернувшись к нему, я цепенею.

Матерь божья! Держи меня семеро!

Герман Александрович явно только что из душа. В одном весьма скромном в своих размерах полотенчике на бедрах. На плечах его еще искрятся в электрическом свете капли воды, и некоторые особенно наглые из них стекают по мощной рельефной груди на плоский в кубиках пресса живот.

Я неконтролируемо сглатываю.

– Ну, что, Левина? Я готов. А ты?