Статуэтка. Сокровища чжурчжэней - стр. 29
Вершина скалы. Маленькая каменистая поляна, дальше крутой обрыв. Оглядываюсь, счастливо кричу: «Эге-гей!». Вспоминаю, что говорил дед, кричу по-удэгейски: «Би – оньо чжу! (Я – рисунок чжурчжэней!)».
Ничего не происходит. Сажусь на землю, поджав под себя ноги, закрываю глаза, загадываю желание. В эти мгновения думаю о Шаманке, о том, что хочу подарить ей свою любовь, хочу быть с ней, хочу от нее детей. Сына. Так ясно вижу эту картинку, что плачу от умиления и счастья. Все, что ранее казалось важным и ценным, вдруг теряет смысл. Зачем все это, если нет Любви? Если нет того, ради кого стоит жить?
Ветер обдувает лицо. Приходит понимание, что не зря проделал этот путь.
Открываю глаза, смотрю вокруг. Сижу на земле. Вокруг пятачка три белых камня. Расстановка не удивляет. Равносторонний треугольник. Я ровно по центру. До любого камня могу достать рукой, стоит лишь потянуться. Интуитивно понимаю, что делать этого не надо. Замечаю на земле, рядом с собой, небольшую ветку. Готов поклясться, что до моего прихода её не было. С любопытством осматриваю ветку, переворачиваю.
Иероглиф. Древний иероглиф, как на статуэтке. Выполнен из дерева. Смеюсь. Духи леса дают знак. Я на верном пути.
Когда парень уходит с поляны, Шаман садится в позу для медитаций и, покачиваясь, закрывает глаза. Девушка разжигает костер, начинает петь, но дед машет строго, чтобы замолчала.
Таежница сердито сопит и, отвернувшись, смотрит на солнце, жмурится, подставляя весенним лучам лицо. Поэтому не замечает, как по лицу Шамана пробегает легкая улыбка, прячется в уголках губ.
– Он возвращается, готовь ужин, – говорит девушке, отвечая на немой вопрос. – Ничего не скажу, сама увидишь и узнаешь.
– Как долго, – вздыхает Аня. – Я давно ничего и никого не ждала.
– Да, – смеётся дед. – Все. Не мешай. Ему еще надо дойти.
Спуск с горы кажется труднее, чем подъем. Медленно спускаюсь к месту, где столкнулся со змеями. Ноги словно сами туда несут. Сопротивляясь инерции движения, перед грудой камней останавливаюсь. Стараюсь ступать как можно тише, крадусь. Обхожу камень, вглядываюсь в поисках змей, пропускаю главную угрозу. На камнях сидит бурый медведь, смотрит на меня. Знаю, что бежать нельзя. Вспоминаю лицо Шаманки и радостное чувство осознания, что хочу быть с ней. Понимаю, что убью любого, кто встанет на моём пути. Под рукой нож. Мысленно, глядя в глаза медведю, произношу, как молитву: «Би – оньо чжу! (Я – рисунок чжурчжэней!)». Медведь не шевелится. Не спуская с него глаз, шагаю обратно за камни. Стараясь не шуметь, крадусь вниз со склона, смотрю вперед, под ноги, оглядываюсь назад. Никто не преследует. Помню про змею, промахнувшуюся в броске.