Старушка-молодушка и новогоднее чудо(вище) - стр. 7
Незнакомка в бордовом врала. Нагло и подло. Все ее слова были гнусной ложью.
Отец Мэри был дворянином. Его жена умерла от родовой горячки, оставив молодого мужа с младенцем на руках. Что делать с крикливой новорожденной крохой он не знал, а потому не придумал ничего лучше, чем найти малышке новую маму, а себе вторую жену. Выбор его пал на красивую обедневшую вдову с двумя дочками-погодками.
Женщина, что должна была заменить Мэри погибшую мать, с первого взгляда невзлюбила падчерицу. Да и супруга своего не особо жаловала. В глаза улыбалась, а за спиной строила козни. За десять лет семейной жизни крепкий мужчина превратился в чахнущую развалину. Уж не ядом ли травила его эта змеюка? После смерти отца Мэри заподозрила неладное и с тех пор ела только то, что сама приготовила и себе в тарелку положила. А воду пила исключительно из колодца во дворе.
Лишившись единственного защитника, бедняжка познала горький вкус сиротской доли. Ох и шпыняли ее сводные сестры под молчаливое одобрение злобной мачехи! В собственном доме она превратилась в служанку. Вставала с петухами и ложилась глубоко за полночь. Рожденная аристократкой Золушка… ой, то есть Мэри с утра до ночи ползала на коленях, намывая полы. Стирала, жарила и варила, начищала столовое серебро. Мачеха придумывала сотни поручений, лишь бы любимая падчерица не сидела без дела.
Жалко мне стало эту амебу Мэри до слез. Не могла она, вялая тефтеля, за себя постоять. Выросла забитой, кроткой овечкой, молча сносящей издевательства и оскорбления.
А тем временем Мэри не была голодранкой. Отец оставил дочери кучу денег, да вот беда — по завещанию до свадьбы всем ее наследством распоряжалась мачеха. И она явно не собиралась выпускать земли и золотишко из своих жадных ручонок.
Попала ты, Мария Львовна, в змеиное логово. Ну и ладно! Прорвемся! Где наша не пропадала? Тот, кто пережил девяностые, со всем справится.
Челюсть онемела. Я чувствовала, как горит на коже красный след от пощечины. Бывшая хозяйка этого тела уже давно бы заливалась слезами на холодном чердаке, где ее поселили, но, на беду этой злобной семейки, место тюфячки Мэри заняла я.
— А вот руку на меня поднимать не надо, матушка. — Губы мои растянулась в ядовитой улыбке. — Обижусь — и выскочу замуж за первого встречного-поперечного, лишь бы от родного дома оказаться подальше. И денежки отцовские вместе со мной уедут.
Мачеха моя, леди Дельфина, — я вспомнила ее имя — застыла, глядя на меня широко распахнутыми глазами. Похоже, привыкла видеть перед собой мямлю, а тут у этой мямли отрос острый язычок. Впервые затюканная падчерица дала обидчице отпор.