Старт Cтраны Советов. Революция. Октябрь 1917 – март 1918 - стр. 9
27 октября меньшевики обвинили большинство ВРК в авантюризме и вышли из него, но не прекратили поисков путей к прекращению огня. Они считали, что ВРК надлежит реорганизовать: в него должны войти представители КОБ и решения должны подписываться всеми семью членами.[34] В то же время в ВРК обратились три представителя эсеров – левых и центра – с предложением радикально расширить ВРК за счет Совета крестьянских депутатов и организаций, входящих в КОБ. Эсеры были готовы признать такой ВРК «полновластным органом вплоть до создания центральной власти», желательно – однородного социалистического правительства. ВРК в принципе согласился с необходимостью собственного расширения и сотрудничества с левыми эсерами и центристами Партии социалистов-революционеров (ПСР), но при условии поддержки Петроградского Совета. Члены ВРК даже согласились, что эсеры не обязаны признать это публично, но ВРК все же должен поддержать восстание в Петрограде.[35] Затем представители большевиков, левых эсеров и меньшевиков отправились на гарнизонное собрание, чтобы там огласить новые мирные условия. Однако выяснилось, что с левыми не согласны правые социалисты. Ведь большевики требовали, чтобы за ними в любом случае осталось большинство в ВРК.[36] В разгар дискуссии на гарнизонном собрании стало известно, что Рябцев предъявил ВРК ультиматум о сдаче.
Рубикон был перейден, в городе развернулись бои. Юнкера расширили зону своего контроля, заняв Садовое кольцо от Крымского моста до Смоленской площади, а также Бородинский мост, позволявший обеспечить связь с Брянским (ныне Киевский) вокзалом – возможным направлением прибытия подкреплений в Москву. Силы ВРК перешли к обороне, укрываясь за баррикадами. Обсуждался вопрос об оставлении здания Моссовета на Скобелевской площади, оказавшегося в полуокружении.
Но это была «странная война». Никто не хотел умирать. Ведь политики вот-вот опять достигнут какого-то соглашения. М. Горький писал о боях в Москве: «Но все это не нарушало обычного течения жизни: шли учиться гимназисты и гимназистки, прогуливались обыватели, около магазинов стояли “хвосты”, праздно любопытствующие зрители десятками собирались на углах улиц, догадываясь, где стреляют». Солдаты «стреляют не очень охотно, как бы против воли своей исполняя революционную повинность – наделать как можно больше покойников…
– Вы с кем воюете?
– А вон там за углом какие-то.
– Но ведь это же, наверное, ваши же, советские?
– Как же – наши? Вон они человека испортили…»[37]
Но в это время произошел первый с февраля 1917 г. акт массового уничтожения невооруженного противника, акт террора. Случилось это 28 октября, после захвата Кремля юнкерами. Кремль был блокирован, и его гарнизон не знал толком, что происходит. Силы Рябцева контролировали телефонную связь. Позвонив коменданту Кремля поручику О. Берзину, Рябцев убедил его, что вся Москва уже под контролем сил, верных КОБ. Берзин поверил и под давлением части солдат открыл ворота. В плен попали солдаты 56-го полка, занимавшие Кремль и поддержавшие Совет. Причем юнкеров было меньше, чем просоветских солдат кремлевского гарнизона. Некоторые солдаты не смирились с капитуляцией, и при входе юнкеров в Кремль произошла перестрелка. Это сопротивление было быстро подавлено. Начальник артиллерийского склада Кремля генерал-майор Кайгородов докладывал 8 ноября о дальнейших событиях: «Юнкера заняли Кремль, поставили у Троицких ворот 2 пулемета и автомобиль и стали выгонять из казарм склада 56-го пехотного запасного полка солдат, понуждая прикладами и угрозами. Солдаты склада в числе 500 человек были построены без оружия перед воротами арсенала. Несколько юнкеров делали расчет. В это время раздалось откуда-то несколько выстрелов, затем юнкера открыли огонь из пулеметов и оружия от Троицких ворот. Выстроенные без оружия солдаты склада падали, как подкошенные, раздались крики и вопли, все бросились обратно в ворота арсенала, но открыта была только узкая калитка, перед которой образовалась гора мертвых тел, раненых, потоптанных и здоровых, старающихся перелезть в калитку; минут через пять огонь прекратился. Оставшиеся раненые стонали, лежали обезображенные трупы».