Старинное древо - стр. 5
К этой теме писатель шёл практически всю жизнь. Она частично отразилась в романе «Отпуск», частично в пьесах «Возвращение ветра», «Тучка золотая» и даже в одном из драматических анекдотов четырёхчастных «Примет времени» («Безвозвратно»), Новый роман, который Андрей Красильников готовится выпустить к столетию Первой мировой войны («Четвёртое благословение»), тоже посвящён ей. Это и понятно: своеобразный геноцид против целого сословия, как и его пагубные последствия, – трагедия национального масштаба. И здесь правильней говорить уже не только о тематике, но и о проблематике романа.
Тут я позволю себе небольшое отступление и самоцитирование.
В книге «Что есть искусство?» (М., 2011) автору этих строк уже приходилось прибегать к термину, введённому в оборот Л.С. Выготским, – противочувствие, и доказывать, что «…стержень искусства – это та эстетическая реакция (противочувствие!) посредством которой создатель произведения передаёт аудитории некую новую нравственную информацию, кою он, создатель, сам начинает в должной степени постигать только в процессе сочинения. Причём, будучи не только создателем, но и таким же членом аудитории по отношению к своему созданию, как другие, постигает эту информацию далеко не всегда полно и адекватно. То есть можно сказать и так: художника осеняет Дух Божий, и он в меру своих сил стремится сконструировать специфический многоуровневый механизм для воплощения этого Духа в доступных для психики человека формах, познавая его в процессе воплощения.
Если такого Послания Духа нет, значит, это просто подделка, умело раскрученная дребедень.
Портрет, пейзаж или натюрморт так же, прежде всего, являются способами возбуждения у зрителя эстетической реакции, с помощью которой художник только и может донести до аудитории некую нравственную информацию, которую и сам-то он, художник, в какой-то мере осознал лишь в процессе создания своей картины…
…именно анализ противочувствия позволяет понять и то, насколько “легко, без мигрени” воспринимается данное произведение, и то, насколько в нём виден человек, а не просто автор, насколько проявлен Дух Божий, а не сконструирована от скуки очередная пустая игра».
Роман «Старинное древо» отвечает самым высшим эстетическим критериям. Вот почему, задавшись целью отразить судьбу одного сословия, автор неизбежно показывает и судьбу другого. Так, как Андрей Красильников, о русском крестьянстве не писал ещё пока никто. Он его и любит, и жалеет, и с безжалостной правдивостью демонстрирует все постигшие его в двадцатом столетии беды, и вместе с тем указывает на его же собственную ответственность перед Историй, во многом приведшую к этим бедам. Причём делает это не в форме отвлечённых рассуждений, а на примере реальных, живо написанных образов. Достаточно приглядеться к таким необычным персонажам, как Фёдор Сивков или Алёна Божкова. Случившие с ними метаморфозы ясно и наглядно показывают, каким неоднозначным был двадцатый век и какой витиеватой жизненной тропой продвигалось по нему русское крестьянство.