Starcraft: Сага о темном тамплиере. Книга первая: Перворожденные - стр. 1

Christie Golden

STARCRAFT: DARK TEMPLAR SAGA

BOOK ONE: FIRSTBORN

© Blizzard Entertainment, 2019 г. Все права защищены. Dark Templar Trilogy, Firstborn, StarCraft, Diablo, Warcraft и Blizzard Entertainment являются товарными знаками и/или зарегистрированными товарными знаками компании Blizzard Entertainment в США и/или других странах.

Время было нелинейным. Совершенно не линейным.

Время свертывалось, сходилось в одну точку, сплетало воедино и связывало события, чувства и мгновения, а затем в танце ускользало, рассыпаясь на мерцающие, сияющие, прекрасные струны, резонанс каждой из которых в отдельности предшествовал новому погружению в стремительный поток.

Хранитель отдыхала и грезила; время оплетало ее, окутывало и протекало сквозь. Мерцание воспоминаний, подобное дрожанию прозрачных крылышек насекомого, наполняло ее разум: слово, что разделило столетия, мысль, что изменила ход цивилизации. Те, чья интуиция, стремления, а порой и жадность со страхом, превратили, казалось бы, неизменное течение судьбы во что-то новое, свежее и до сих пор непостижимое. Мгновения, когда все оказывалось на неровном краю бездонной пропасти; когда нечто столь неосязаемое, как идея, могло бы предать все сущее забвению – или, напротив, вернуть на твердую, безопасную землю.

Каждая мысль, каждое слово, действие, каждая жизнь были лишь ничтожными каплями в безбрежном океане времени, непрерывно сливающимися и разделяющимися лишь затем, чтобы вновь слиться. Эта идея могла вызвать смятение в умах многих, кого Хранитель знала, но ее разуму судьбой предназначалось воспринимать коллизии, подобные существованию всего по отдельности и в то же время невозможности отделить сущности одну от другой. Она рождена для охвата столь ускользающих от понимания вещей.

Поверх же всех этих мыслей о словах, идеях и жизнях плавали ужасная безотлагательность и страх. Время нелинейное. Время сдвигается и изменяется. И все же в нем виднелись структуры, всплывшие на поверхность, сплетение нитей которых столь просто и прочно, что даже самые недалекие умы смогли бы понять их. Неотвратимость? Может быть, и так. А может, нет. Снова и снова структуры появлялись в бурлящих потоках времени, судьбы и удачи, сливаясь и проявляясь со столь совершенной точностью, отчего Хранитель даже содрогнулась.

Оберегаемые ею знания были бесценны: каждое воспоминание или слово, каждый звук, голос, запах, каждая эмоция и мысль. Для ее народа все это жизненно важно.

Но именно то знание – структура, что так часто появлялась прежде и что должна была скоро появиться вновь, – о, вот что делало Хранителя столь важной для ее народа.

Вот что делало ее незаменимой.

Она открылась тому, что приходило извне. Эта нелинейность, величие и уникальность каждой секунды словно бросали ей вызов, заставляя закрываться и защищаться от острых осколков, плывущих по бурлящей реке времени.

Но она не могла позволить себе такую роскошь.

Особенно теперь, когда страшное знание о том, что случалось прежде, и что, без сомнений, произойдет вновь, загрязнило потоки времени в ее сознании.

Она призвала свою энергию и закричала.

Если Бог и существовал, то Джейкоб Джефферсон Рэмзи никогда его не видел и сильно сомневался, что он есть. А вот существование Сатаны Джейкоб Джефферсон Рэмзи сомнению не подвергал. Поскольку совершенно определенно существовал ад, имя которому было – Гелгарис.

Несколько лет назад археология считалась несовременной, но уважаемой профессией. Чем-то вроде старой энциклопедии в кожаном переплете, которую изредка открывают, смущаясь и гордясь одновременно. Конфедерация регулярно выделяла скудные гранты, и Джейк Рэмзи – несовременный, но уважаемый археолог – заслужил немалую их часть. Годами он радостно ковырялся в песке, посвистывая пробирался сквозь грязь и отпускал плоские шуточки, когда ходил в защитном скафандре там, где не было атмосферы. Он был обожжен солнцем, ветрами и пламенем. Промерзал насквозь в лютый мороз и спасался от кусачих тварей. Любые трудности Джейк встречал с жизнерадостным оптимизмом, который зачастую раздражал товарищей, но в то же время и вдохновлял – впрочем, раздражал, пожалуй, больше.