Стану рыжей и мертвой, как ты - стр. 21
– И еще… Мы сейчас уедем, а потом, как я тебе уже сказал, вернемся, но уже официально, на труп.
– А труп уже есть, или он пока еще жив? – Вадим любил мрачно пошутить.
– Он там, чуть подальше, потом покажу…
Где могла все это время прятаться Лина? Только в лесу. Больше негде. Возможно, она устроилась на каком-нибудь поваленном дереве и теперь сидит, наблюдая за нами. Или же забрела подальше, чтобы случайно не выдать свое присутствие.
Лина. У меня было стойкое ощущение того, что она меня околдовала. Как я мог не сдержаться и наброситься на нее? Я, человек, который до этого момента всегда умел держать себя в узде, презирал и считал слабаками и идиотами всех тех мужчин, на которых я собственноручно заводил дела об изнасиловании. Неужели это дремучее, заложенное в нас самой природой, грубое и неотвратимое желание спариваться настолько сильнее нашего разума? Животный инстинкт накрыл меня с головой (хотя правильнее было бы сказать, накрыл нас с Линой одним одеялом). Возможно, дело было и не в спаривании (какое отвратительное, хотя и верное словцо), а в желании согреться в объятиях друг друга. Мы оба захотели тепла. Я, забывший, что такое женская ласка и полностью отдавший себя работе, и Лина, перенесшая сильнейшее потрясение, она же чуть не погибла! Да, может, именно это желание любви и бросило нас друг к другу, но ведь это как посмотреть! Учитывая сложившуюся ситуацию, Лина могла попросту соблазнить меня, чтобы потом заставить меня помогать ей (оставим в черных скобках ее так и не озвученный грязноватый шантаж).
Но я почему-то не злился на нее. Да и не боялся вовсе. Не верил, что она, в случае, если я откажусь помогать ей, заявит на меня за изнасилование. Понятное дело, она подстраховалась, обойдя стороной ванную комнату, где могла бы смыть мое свежее ДНК. Почему бы и нет? Откуда ей знать, как я себя поведу, не сдам ли ее? Что ж, она действовала как бы даже правильно, защищая себя. К тому же ее можно было понять. Вряд ли ее, важную свидетельницу, отпустили бы так быстро. И машину бы отогнали в гараж, да и ее бы допрашивали по полной программе. А у нее маленький ребенок в Москве. У нее своя жизнь.
Словом, наблюдая за работой Лаврова, я, как мог, оправдывал себя, находя все новые и новые доводы в свою же пользу. К тому же она была всего лишь свидетельницей, а не подозреваемой. По сути – жертвой. И единственное, что она хотела, это знать точное имя человека, едва не убившего ее. Что в этом плохого или подозрительного?
Хотя вот для меня лично все и без того было ясно (тем более что труп Михи был рядом), что на Лину напал именно Рокотов. Тем более что она в точности описала внешность нападавшего – все приметы совпадали. И что мешало ей просто взять и уехать, помахать мне ручкой, а не усложнять все этими отпечатками пальцев?