Становление личности в психоанализе - стр. 23
После этого она замолчала на десять минут. Потом она стала смотреть в одну точку на полу и сказала: «Игрушка».
Я был ошеломлен такой внезапной сменой направления. Я не чувствовал, что обладаю достаточной квалификацией для такого анализа. Можно ведь обратиться к кому-то еще, кто мог бы посмотреть эту пациентку? Но кто это может быть, спросил я себя. Наверняка этот вопрос задавала себе и пациентка. Я мог бы побежать к супервизору, но внутри меня что-то шевельнулось и приказало мне вступить в бой. В то время я посещал клинические семинары Герберта Розенфельда два раза в неделю. Безусловно, там я и должен был представить случай этой пациентки. Тем не менее, когда подошла моя очередь, я предпочел рассказать о случае другой женщины, чьи навязчивости маскировали скрытый психоз. Кроме того, я находился в плену внутреннего убеждения, что должен прислушиваться к своей интуиции, и в тот момент слишком сомневался в себе, опасаясь, что признанный авторитет сможет сбить меня с курса. В таком случае почему позднее я решился рассказать о ее случае Биону? Думаю, причина в том, что я был способен отличить знание от мудрости. Итак, я решил: буду вести эту пациентку, несмотря ни на что. Вот что я сказал себе: «Что бы она ни говорила, что бы ни делала – я должен оставаться с ней в контакте». Поэтому, когда она сказала «Гном», а потом «Игрушка», я, поразмыслив и с трудом подобрав слова, сказал: «Вы чувствуете себя маленьким ребенком и хотели бы опуститься на пол и поиграть со своими игрушками, и вам хотелось бы, чтобы я поиграл с вами».
Я не получил ни подтверждения, ни отрицания. Сессия за сессией она выражалась подобным образом. У меня не было никакой опоры, кроме собственного воображения, на эту способность я и сделал ставку. Я обрадовался, когда спустя годы узнал, что Кант считал воображение основой понимания. Я на собственном опыте убедился в том, что воображение является инструментом аналитической деятельности. Воображение помогало мне связывать между собой ее «телеграфные сигналы» – название, придуманное мной для создаваемых ею образов, лишенных синтаксической структуры, чтобы поместить их в языковой контекст. Вспоминая, как я соединял их между собой, я стыжусь своей наивности. Я убежден, что 75 % того, что я говорил ей, было неправильно, но я продолжал плести узор или нить повествования из того материала, который она давала. Я думаю, она знала о том, что я новичок, который не может делать свою работу лучше, чем делает. Однако она решила, что я должен делать ее лучше, и верила, что я смогу. Это было правильное суждение. Она получала удовольствие в процессе того, как я плел свой узор. Я знал это, потому что иногда на ее лице мелькала улыбка.