Стань моим завтра - стр. 40

Спустя пару секунд он сказал:

– Пистолет не был заряжен.

– Понятно, – сказала я.

– Друг дал мне его перед взломом. Я сказал, что он мне не нужен и я не хочу иметь его при себе, но друг настаивал: это на всякий случай. Чтобы можно было припугнуть того, кто попытается нам помешать.

Его взгляд потяжелел от воспоминаний.

– Это сработало.

– Понятно.

– Но то, что пистолет не был заряжен, ничего не меняет. С точки зрения закона это вооруженное ограбление, – продолжил он, а потом посмотрел мне прямо в глаза. – Я не хотел, чтобы пострадали люди. Никогда не стал бы этого делать.

Я не знала, что ответить, поэтому сказала правду.

– Я верю тебе.

Лицо Бекетта немного расслабилось.

– То, что я сделал… Это была адская глупость.

Я кивнула.

– Ну, а я бросила все и приехала за четыре тысячи километров в незнакомый город без какого-либо запасного плана.

Бекетт усмехнулся.

– Это не совсем одно и то же.

Я не смогла спасти сестру.

– Пусть так, – сказала я. – Но все мы совершали ошибки, разве нет?

Он несколько долгих секунд не отрывал от меня взгляда своих темно-синих глаз и наконец кивнул. Мне показалось, что за это время он смог рассмотреть мое сердце и теперь соглашался с тем, что там увидел.

– Они должны были в него влюбиться, – проговорила я, чтобы объяснить боль, звучавшую в моем голосе. – В мой графический роман. Я не сомневалась, что они влюбятся в него, но этого не произошло. Разве это не адская глупость?

Бекетт опустил взгляд на велосипед, прислоненный к его ноге. Он провел рукой по раме, и в моем воображении возникла зарисовка: маленький мальчик с растрепанными светлыми волосами гладит любимого пса. Друга, который ластился к его ноге и лаял от радости, когда он возвращался домой из школы. Только вот однажды он не вернулся.

Эта сценка постепенно исчезла из моего сознания, и я снова увидела молодого человека, сидевшего рядом. Скучал ли по нему кто-нибудь, пока он сидел в тюрьме? Мне хотелось это узнать. Ждал ли кто-то, когда он выйдет на свободу? Были ли у него родственники, которым он – так же, как и я – не мог спокойно посмотреть в лицо?

– Я не хочу больше продавать пластинки, – произнес он, вырывая меня из размышлений.

– Я не хочу возвращаться в Вегас.

На станции остановился еще один поезд и уехал прочь. Мы молчали.

– Я живу в квартире-студии, – наконец произнес он. – Никаких стен, никакой спальни. Никакого личного пространства. Диван крохотный и не раскладывается.

От этих слов в моей груди разлилось нежданное тепло. Внутри меня загорелась надежда.

Я заговорила – так спокойно и небрежно, как только могла: